Песочный дом

Назаров Андрей

– Я все буквы забуду, которые с тобой учил, а в школе снова выучу. Или другие придумаю.

Потом он дотронулся до руки дяди Коли и ушел с предчувствием какого-то несчастья, которое непременно стрясется - не с дедом и не с ним, а с самим дядей Колей...

– Ну ты, шелупонь!
– услышал Авдейка голос Сахана.
– Мешком тебя трахнули? Третий раз спрашиваю - дома Коля-электрик?

– Дома. А зачем тебе?

– Много будешь знать - вот какой станешь.
– Сахан взял Данаурова за нос и повернул к Авдейке.
–

Видал?

– Оставь его, - сказал Авдейка.
– У него и так детей нету.

– А соплей как у тебя, - ответил Сахан, тщательно вытирая пальцы о пиджак Данаурова.

– Мальчик, дай мне палку, - скорбно проскрипел Данауров.

Авдейка поднял черную палку, осмотрел ее и вернул Данаурову. Тот с неожиданной силой ткнул ею Авдейку и захихикал.

Авдейка ушел, растирая грудь, и так обиделся, что даже не стал смотреть, как разгружают уголь. Дед, возвращавшийся с подписями изгнанников под текстом обвинения домоуправа Пиводелова А. А., саркастически прихрамывающим на литеры "X" и "М", встретил Авдейку у ворот и подбросил вверх:

– Подписались! Не все, правда, но двенадцать душ есть. Выходит, отделение теперь подо мной! Наверное, и дивизии так не радовался. Ну, держись, домоуправ!

Но Авдейка не разделял его радости и молча высвобождался из железных рук.

– Ты чего нахохлился?
– спросил дед.

– Я ему палку поднял, а он меня ударил.

– Кто?

– Который не верит.

– Плюнь, Авдейка, он ведь не человек. Урод он.

– Некрасивый, - согласился Авдейка.

– Не в красоте дело. Он урод, моральный урод. Понимаешь?

– Понимаю.
– Авдейка вздохнул.
– И не побьешь его - старый он и трясется.

– Молодец, - ответил дед.
– Но не горюй, кого бить - всегда найдется. Вот кукиши...

Тут дед встрепенулся и стал всматриваться в глубину двора.

– Уголь?

– Уголь, - подтвердил Авдейка.
– На зиму заготавливают.

Дед фыркнул, как застоявшийся конь, и помчался к кочегарке. Авдейка поскакал следом, мельком прочитав вопросительную ногу Штыря, сидевшего на парапете.

# # #

В кузове грузовика, загнанного в подворотню, двое людей орудовали лопатами, сбрасывая уголь в выем подвального окна кочегарки. В проеме распахнутой двери стоял Феденька и покрикивал:

– Не гони! Не гони! Точнее сыпьте, дьяволы!

– Эй, в машине!
– гаркнул дед.

Голос его, усиленный подворотней, заглушил скрежет лопат и падение угля. Рабочие остановились. Надраенные углем лопаты метнули в подворотню снопы света. Стал слышен скрежет в глубине кочегарки.

– Сколько угля привезли?

Феденька состроил свирепый нос, выпятил грудь и спросил:

– Тебе чо надо, старикан?

– Машина первая или еще были?

– Первая, - ответили из грузовика.

Феденька вскинулся боевым петухом и приступил к деду:

– Тебе чо, тебе чо надо? Ты

кто такой?

– А ты уж не Феденька ли истопник?
– спросил дед. Феденька принял позу и важно ответил:

– Он самый. Ты, если с делом, заходи вечерком.

– Я тебе зайду, шкура!
– дико заорал дед.
– Я тебе покажу, как государственный уголь налево загонять! Ты у меня постудишь людей, подлец!

– Иди, иди отсюда, старый черт, - угрожающе протянул Феденька и толкнул деда в грудь.
– Шумит тут...

Договорить он не успел. Дед коротко взмахнул рукой, и Феденька бесшумно исчез. Озадаченный столь внезапным исчезновением истопника, дед приподнялся на носочки и посмотрел в непроглядный подвал кочегарки. Феденьки не было. Дед смущенно крякнул, но овладел собой и прорычал рабочим, застывшим в кузове:

– Все машины сочту! И уголька налево не уйдет.

– Вам бы за Пиводелова приняться, папаша, а не за Феденьку, - спокойно отозвались из кузова белые зубы.
– Вот кто тянет. А Феденьке много ли надо выпил да на солнышко.

– Доберусь и до Пиводелова. Он у меня вот где!
– Дед хлопнул по карману с заявлением эвакуашек и, не раздумывая, направился в домоуправление. Подергав запертую дверь, он грохнул по ней кулаком, несколько исказив надпись на железной дощечке.

– Кончай колотить, дядя, - внушительно заявил Сопелка-секретарь.
– Нету начальника. Не видишь, что ли, "домопродав" написано?

– Ну и что?
– спросил дед, разглядывая переделанного мелом "домоуправа".

– А то! Он, когда приходит, стирает. Тряпочку с собой носит. А только уходит - я снова приписываю. Я за это отвечаю.

– Молодец, рыжий! Скоро этого начальника тут вообще не будет. За это я отвечу, - сказал дед и тут же внезапно и глубоко задумался. "Чем отвечу? Чего теперь жизнь моя стоит? Бывало, волости целые в ружье поднимал, а теперь? Двенадцать несчастных подписались, да и те с отчаяния. Бунта они боятся. "Коллективное письмо - бунт, - так и объяснил один урод.
– Только по одному писать можно. И с низшей инстанции начинать. А откажут - тогда только выше можно. Иначе - бунт". Откуда он взял? Или и на гражданке такой порядок, а я один не заметил? Тоща и за двенадцать благодарить надо. Только бы ноги не отказали - слабеют ноги, почвы не чуют".

Авдейка взял деда за руку и повел домой.

– Зря ты так Феденьку, - сказал Авдейка.
– Он на собаку из букваря похож. И веселый.

– Нечего жуликов жалеть.

– Так ведь все воруют.

– Все на фронте кровь льют, вот где все! А ворует погань всякая, кукиши.

– Феденька воевал, контузило его. И не везет ему. Его прошлым месяцем двое мужиков так избили, что он кровавыми пузырями пошел. И ты теперь.

– Может, и погорячился, - хмуро ответил дед.

– Погорячился, - подтвердил Авдейка.