Песочный трон
Шрифт:
Темнокожие, абсолютно нагие тела танцовщиц опутывала тонкая сетка из золотой проволоки со множеством маленьких колокольчиков. Каждое движение, даже вдох, разлетались тоненьким напевным звоном, что они мастерски вплетали в ритмичную быструю мелодию, вызванную к жизни пальчиками герцогини де Байе.
И мужчины, и женщины, не отрываясь, смотрели на извивающихся, подобно тонким змейкам, хостиек — как выгибаются их тела, не прикрытые одеждами, а блики тревожного пламени, рождённые в светильниках, пробегают по золотой сетке, распаляя и лишая разума мужчин и даже некоторых женщин. И только Эрри
Она краем глаза следила за тем, как что-то быстро и страстно говорит потрясающе красивая фаворитка короля. Как он хмурится и бросает скупые слова в ответ. Как напрягается женщина, как стискивает кулачки и… послушной собачонкой опускается на подушку у ног короля.
— А я уже думал, что его величество таки избавится от этих пиявок сен Риелс, — послышался шёпот за спиной.
— От них Арнгвирия избавится только вместе с Вистером, — ответил едва различимый шёпот, явно принадлежащий женщине.
Хотелось спросить, в чём причина неприязни к низшей знати Риелс. Хотя понятно, в чём: на высших постах — низшая знать, в то время как высшую чуть ли не удалили от двора совсем. И если об этом заговорили вот здесь и в голос… Эрри захотелось обернуться и посмотреть в глаза смельчакам, но взгляд сам собой наткнулся на застывшую в тени колоны Колливэ.
Благодаря глубокому тёмному тону её кожи и смоли волос белоснежная улыбка принцессы в полумраке зала казалась неестественной. Оттого, может, более зловещей и злорадной. Жуткой настолько, что Эрри неосознанно сбилась с мелодии.
Струны жалобно звякнули и умолкли, но танцовщицы сгладили эту оплошность, вихрями завертевшись вокруг своей оси, будто так и задумано было с самого начала. Звон колокольчиков становился всё быстрее и громче. Таким, что голова закружилась, и уже даже Эрри не могла оторвать от них взгляда. Казалось, все трое — не девушки вовсе, а порождение хостийских ветров, о которых пели их длинные, полные любви и страсти, легенды. Девушки словно наслали чары на присутствующих, которые не отступили, даже когда хостийки застыли, каждая у своего вороха шелков.
В зале воцарилась такая тишина, что оставалось только удивляться, как в одночасье замерли сотни маленьких колокольчиков. Не оглохли ли все присутствующие разом, если больше не слышат их уши этой дивной песни хостийских ветров?
Кто-то откашлялся, развеяв торжество момента.
Хлопнула в ладошки Колливэ, и девушки тут же испарились, словно их здесь и не было. Отчего чувство, что всё это было только колдовством, усилилось.
Но тут зашумели все разом придворные, передавая принцессе свои комплименты. И только Эрри всё так же сидела на маленьком стульчике из тасверского дерева и молча смотрела на свою будущую королеву. Странную маленькую хостийку, что за умелой игрой прячет… что прячет? Каковы цели принцессы хостийской? Или, может, не только принцессы?
Шарам!
Казалось, Эрвианна в центре водоворота, но так слепа, что не может разглядеть буйства стихии.
Она украдкой бросила взгляд на королевский трон, но тот оказался пуст. Ни короля, ни его фаворитки там не было.
— Проклятая мигрень доведёт меня до безумия, — пожаловалась фаворитка короля, запрокинув голову на мягкую
На улице было не так уж и светло.
Тяжёлые чёрные тучи теряли по пути на север крупные дождевые капли, которые превращались в сплошную стену. Так что в покоях и без того было не светло.
Но мигрень, преследующая Медвену уже около полутора лет, как раз после того, как она избавилась от ребёнка, зародившегося в её чреве, выедала глаза малейшим проблеском света. Шарамова ведьма утверждала, что её зелье безобидно. Что оно ничем не повредит самой женщине. И отчасти так и было. Почти не было боли, и кровотечение длилось всего несколько дней. Как обычное женское недомогание. Вот только эта головная боль… словно черви копошатся внутри черепа, поедая мозг.
Пэйре непременно бы назвал это наказанием за детоубийство. Медвена же считала, что это всего лишь досадное последствие необдуманности и неосторожности. Девичья неразумность и доверчивость. Тогда юная Риелс думала, что сможет в постели герцога Тормен добыть себе возможность неплохо выйти замуж. А почему нет? Малышка Риелс была достаточно хороша, чтобы об этом мечтать, но недостаточно, чтобы мечты стали реальностью. Беременность показалась тогда только плюсом. Ровно до того дня, как Вистер женил герцога Тормен на малолетней Рив, потребовав при этом доказательств состоявшегося союза.
Меди поморщилась от очередного спазма и воспоминания. А ведь она до последнего надеялась, что этого не случится. Дурочка. Ардвин даже не искал встреч, чтобы попросить прощения. А ведь клялся, что любит и без неё не сможет прожить и дня. Только почему-то до сих пор живёт и здравствует.
Но ничего не поделаешь. Герцог женился, Медвена осталась одна с испорченной репутацией и ребёнком в животе. Другого выхода она не видела. И мигрени — не самое страшное, что могло с ней случиться после всего.
Малое наказание за большие ошибки. Но сколько сил это из неё выпивало!
Приступы, которые случались три раза в полгода поначалу, теперь навещали её чуть не каждый месяц. Иногда Медвена по нескольку дней не могла встать с кровати, прячась от света, людей и своих обязанностей королевской шлюхи за завесой из дыма шарии. Жжёная трава-шария на время прогоняла мигрени, но в том-то и дело, что на время. И с каждым разом этот зверь, возвращаясь к Меди, становился всё злее.
— Выпей! — прошептал Адер, зная, как действуют на сестру громкие звуки, и сунул в её руку бокал с зельем.
Адер выложил за это варево целое состояние аптекарю Лограду. Тот уверял, что его лекарство наверняка не просто прогонит головную боль, но и не позволит ей вернуться долгое время. Если употреблять его постоянно, то боли не посетят больную вовсе.
Удовольствие, конечно же, не из дешёвых, но недуг Медвены может стоить гораздо дороже. Король и так очень скоро вышвырнет из своей постели. И тогда неизвестно, задержатся ли на своих тёплых местечках Адер и отец. Конечно, графство у них не заберут. Всё же годами оно принадлежало их роду, и ничего ужасного за ними не замечено. Но вот Адеру было мало клочка земли с серебряниками дохода с него. Он привык уже к совершенно другой жизни.