Петербургские арабески

Аспидов Альберт Павлович

В своем предисловии Стасюлевич выступал с предложением: «В верхнем этаже Эрмитажного театра устроить, например, музей Петра Великого, а в нижнем, где он скончался, — часовню, в которую можно было бы спускаться через музей…» К сожалению, в казне тогда не нашлось денег для устройства такого памятника.

Наверное, значение юбилеев в том, что появляется повод вновь вернуться к неоконченным делам. Через сорок лет после выступления Стасюлевича, когда приближался уже 250-летний юбилей рождения Петра, вновь стали размышлять о местонахождении известной палаты. На этот раз такого рода инициативы родились в недрах дворцового управления Министерства императорского двора. Помощник начальника Петербургского дворцового управления гвардии полковник Э.П. Зейлис, смотритель Зимнего дворца подполковник П.П. Малиновский, архитектор Зимнего дворца H.H. Крамской и техник

Петербургского дворцового управления С.В. Лебедев поставили перед собой цель: «выяснить, какие части старого зимнего дворца времен Петра I, построенного в 1716–1718 годах архитектором Маттарнови, сохранились до настоящего времени в пределах нижнего этажа Театрального здания Императорского Зимнего дворца». В Дворцовом управлении решили заранее готовиться к юбилейной дате и для этого решить некоторые неясные вопросы. В это время проводились археологические исследования, искали остатки старых, петровских стен. По найденным стенам составили соответствующую опись, и они были нанесены на план Эрмитажного театра.

К названным исследователям присоединился статский советник Ф.Н. Литвинов, служивший в соседнем придворном ведомстве — в управлении Петербургского удельного округа — делопроизводителем. Федор Николаевич занимался и историями императорских дворцов, был знаком с архивными документами, так что на его долю выпало историческое сопровождение исследования.

Конечно, Литвинов был знаком с ранее широко опубликованной работой Майера. Свой же труд он начал с того, что обратился к первоисточникам и лично рассмотрел планы и документы, на которые ссылался его предшественник. Когда же Федор Николаевич взял в руки чертеж, исполненный Петром I, с его собственноручными надписями (о котором мы говорили выше), то ему бросилось в глаза, что изображения в нем даже и не напоминают Зимнего дворца: «странно, как мог такой опытный исследователь, как Майер, ошибиться». Литвинов определил документ как чертеж нового Летнего дворца (не сохранившегося). А канавка вдоль стен его оказалась Лебяжьей канавкой. Таким образом, Литвинов посчитал «вопрос о палате, в которой скончался император… пока открытым».

Федор Николаевич решил подойти к решению этого вопроса «с другой стороны, не базируясь на определении места поварни». Говоря о другом подходе к решению проблемы, Литвинов имел в виду запись в бумагах Петра, найденную Майером (приведена нами выше). Если Майер нашел в ней упоминание о поварне и стал искать последнюю, то Литвинова заинтриговало указание о стенке, «которой должно было перегородить большую палату по самый погребной свод». Он стал искать уже эту большую палату. Искать на втором этаже — ведь давние печальные события происходили не иначе, как «в верхнем апартаменте». Ну а что сохранилось от этой палаты, ясно из археологических сведений, собранных его коллегами.

План Эрмитажного театра с наложенным на него планом Зимнего дворца Маттарнови.

Заключение, к которому пришел Литвинов, практически совпало с выводами Май ера. Только оно было более конкретным. В своей статье «К вопросу, в какой палате скончался Петр Великий» (в сборнике Музея антропологии и этнографии, 1913 г.) Ф.Н. Литвинов сообщал: «Ответ получается вполне определенный, а именно: наружная стена от угла Невы и Зимней канавки до закругления Эрмитажного театра, несомненно, принадлежала к той комнате, в которой скончался император Петр Великий».

Дворцовая набережная у Эрмитажного театра. К.П. Беггров. 1820-е гг.

Не оспаривая такого единогласного вердикта, хотелось бы сделать здесь небольшое замечание: стенку высотой от второго этажа «по самый погребной свод» (двухэтажную стенку) нельзя ставить на не рассчитанном для таких целей своде перекрытия помещений. Для таких целей устраивается фундамент, достаточно заглубленный в землю или, в крайнем случае, капитальная арка. Такие простые строительные истины были известны много строившему Петру. Для того чтобы выгородить на втором этаже какое-нибудь помещение — малое из большого, — достаточно было соорудить известную всем нам по нашим квартирам перегородку.

Уважаемому Александру Леонтьевичу случалось ошибаться, выясняя наш вопрос. Так, он настаивал на том, что дворец во времена Петра I был таким, каким изображен на найденных им чертежах Маттарнови 1716

года. А между тем ему нужно более внимательно отнестись к известному ему рисунку, исполненному в 1725 году X. Марселиусом, на котором художник изобразил современную Дворцовую набережную. На нем присутствует и фасад «дворца его императорского величества», только третью часть которого занимал фасад, обнаруженный Майером. В действительности дворец, построенный Петром, был более обширен, нежели это представлялось историку. Выше мы говорили о другой его «очевидной ошибке» (в случае с зимним-летним дворцом); может быть, нам следует осторожно отнестись и к выводам, произвольно сделанным из содержания найденной в московском архиве записки? Возможно, следует принять эту записку со всей очевидностью ее содержания. Речь в ней идет о нижнем этаже, расположенном над подвалом. Здесь расположены «малые палаты», относящиеся к личным покоям царя. Но есть здесь и «большая палата», занимающая как раз угловую часть здания. Наверное, здесь и предложено было сделать стенку, чтобы выгородить конторку, то есть кабинет, обращенный окнами к Адмиралтейству.

Вид на Дворцовую набережную. О. Эллигер по рисунку X. Марселиуса, 1725 г. 1728–1729 г. Слева — Зимний дворец Екатерины I.

Что было в петровской конторке (кабинете), помимо письменного стола, необходимого для работы с государственными бумагами? Ответ на этот вопрос мы находим в сообщениях других исследователей. Оказывается, здесь была и своеобразная домашняя «куншт-камора», в остекленных шкафах которой находились книги и всякого рода редкости. Возможно, здесь был и ветровой компас, сооружение довольно внушительных размеров, связанное с флюгером на крыше. Как все это могло уместиться в «малой комнатке»?

Фасад от Невы реки Зимнему старому каменному дому.

Если же нам снова обратиться к «малой комнатке», отмеченной архиепископом Феофаном при посещении им Зимнего дворца в печальные дни, то можно усомниться, что такой апологет Петра, каким был писатель Феофан Прокопович, смог не заметить, а затем и не упомянуть в своих воспоминаниях предметы, свидетельствующие о широте интересов самодержца. Ведь описал же он затем убранство Большого печального зала, в который было перенесено тело царя.

Что касается упомянутой в Походном журнале конторки «в зимнем доме в верхнем апартаменте», то, наверное, у Петра Алексеевича была и такая. Поместил он ее рядом с покоями своей супруги на втором этаже в небольшой комнатке. Здесь он мог и поспать, и просмотреть неотложные государственные бумаги.

Все вышеуказанные замечания нисколько не умаляют значения работы А.Л. Майера. Колумб тоже ошибался, когда предполагал, что он только открыл новый путь в Индию. Последующие обращения к зданию Эрмитажного театра лишь подтверждали, что в его первом этаже сокрыты стены Старого Зимнего дворца. Что касается расположения палаты, в которой скончался Петр Великий, то свидетельства Александра Леонтьевича по-прежнему здесь остаются основополагающими. И если ставить петровский мемориальный знак на здании Эрмитажного театра (наверное, это нужно), то сделать это следует не иначе, как на месте, указанном А.Л. Майером и Ф.Н. Литвиновым, на «наружной стене от угла Невы и Зимней канавки до закругления Эрмитажного театра» — стене, некогда ограждавшей памятную палатку.

Нам не известно, чем собирались отметить 250-летний юбилей рождения Петра в Императорском дворцовом управлении. Может быть, осуществлением идеи М.М. Стасюлевича, то есть организацией музея и устройством часовни на памятном месте. Во всяком случае, наступившая вскоре война, а затем и революционные перевороты заставили забыть о предположениях мирного времени.

Новое обращение к сохранившимся стенам Старого Зимнего дворца было связано уже не с очередной петровской юбилейной датой. Появилось оно более чем полстолетия спустя, и на этот раз было вызвано тем, что в середине 1970-х годов возникла необходимость поставить на капитальный ремонт здание Эрмитажного театра и реставрировать его. Деньги для обновления Эрмитажного театра были щедро отпущены государством. Главный архитектор Эрмитажа Валерий Павлович Лукин руководил запланированными работами, в которых приняли участие и сотрудники Ленинградского филиала института «Гипротеатр». В это время рыли шурфы и отбивали штукатурку для обследования фундаментов и стен.