Петербургское действо
Шрифт:
Кое-какъ устроивши свои маленькія дла, Державина перехала въ свою родную Казань. екла Андреевна, полуграмотная женщина, высоко цнила образованіе была сама любознательна и отъ природы умна. И вс ея помыслы и мечтанія о сын сосредоточивались на томъ, чтобы сынъ обучился всему, чему только можно обучиться. Когда-то въ Оренбург она, почти противъ воли мужа, посылала любимца къ Роз, и когда мальчуганъ жаловался и плакалъ отъ побоевъ учителя, молодая женщина утшала его, что наука даромъ не дается.
— Всякаго учили и били, говорила она, — но битье до свадьбы заживетъ, а ученіе-то останется.
Вскор посл ихъ переселенія въ Казань, въ родномъ город, къ великому восторгу очень немногихъ лицъ, а въ томъ числ и на счастье Державиной, вдругъ открылась гимназія. Разумется, пятнадцатилтній Гаврила поступилъ въ нее однимъ изъ первыхъ, а вскор онъ былъ однимъ изъ первыхъ учениковъ.
Здсь
Старикъ нмецъ и пятнадцатилтній мальчикъ тотчасъ подружились. Пасторъ полюбилъ Державина за то, что могъ съ нимъ совершенно свободно болтать на своемъ родномъ язык, мальчикъ полюбилъ нмца и привязался къ нему отчасти изъ жалости. Сосланный въ Казань пасторъ былъ преступникъ особаго рода. Гельтергофъ отправился въ ссылку за то, что сказалъ начальству какое-то нмецкое слово вмсто русскаго. Слово это, на его бду, звучавшее отлично по-нмецки, оказалось браннымъ словомъ по-русски. При гоненіи нмцевъ въ царствованіе императрицы Елизаветы этого было достаточно, чтобы улетть за тридевять земель, и бдный Гельтергофъ съ быстротой молніи изъ окрестностей Петербурга перелетлъ въ Казань. Поэтому открытіе гимназіи и мсто учителя спасло его не только отъ нищеты, но даже отъ голодной смерти. Державинъ не только искренно привязался къ ссыльному учителю, который былъ такъ мало похожъ на его прежняго, ссыльнаго-же учителя; но кром того мальчикъ, любимый товарищами, всячески защищалъ отъ нихъ добраго нмца — учителя. Вскор онъ даже добился того, что вс его товарищи, длавшіе прежде всякія гадости нмцу, теперь стали относиться къ нему добродушне. И, конечно, мальчикъ не думалъ, что когда-нибудь обстоятельства такъ перемнятся, что этотъ несчастный сосланный преступникъ сдлается, вдругъ, при другой обстановк, его покровителемъ.
Казанская гимназія, какъ и немногія другія, зависла отъ Московскаго университета, только что открытаго. Директоръ гимназіи, нкто Веревкинъ, собрался чрезъ годъ по открытіи заведенія съ отчетомъ къ Шувалову и заказалъ разнымъ ученикамъ разныя работы, дабы похвастать предъ начальствомъ въ столиц. На долю Державина пришлось начертить карту Казанской губерніи. Въ гимназіи особенно обращалось вниманіе на танцы, музыку, фехтованіе, рисованіе. Музыки Державинъ не любилъ, а танцовать разные минуэты и фехтовать на эспантонахъ, хотя имлъ большую охоту и сильное прилежаніе, но однако ни то, ни другое ему не далось. Оставалось малеваніе и рисованіе. Малевать было дорого, потому что надо было на свой счетъ покупать краски, а средствъ на это у матери не было. Пришлось ограничиться въ своей страсти карандашемъ и перомъ. И вотъ именно перомъ уже шестнадцатилтній мальчикъ владлъ съ особеннымъ искусствомъ. Карта Казанской губерніи по общему отзыву была отличная, да кром того юный Гаврила скопировалъ перомъ масляный портретъ императрицы такъ удачно, что Веревкинъ хотлъ даже и портретъ этотъ захватить съ собой. Отказался же отъ этой мысли новый директоръ новой гимназіи только потому, что друзья не совтывали ему вести портретъ императрицы къ Шувалову, сдланный простыми чернилами. Пожалуй, окажется вдругъ дло неприличнымъ и ему за это придется идти въ отвтъ!!.
Съ нетерпніемъ ждали возвращенія начальника изъ столицы вс немногочисленные ученики. Веревкинъ вернулся сіяющій, вознагражденный и привезъ награды всмъ. Вс ученики были записаны рядовыми въ разные гвардейскіе полки, а Державинъ, какъ искусникъ въ черченіи картъ и плановъ, былъ записанъ въ инженерный корпусъ съ званіемъ кондуктора. Вс юноши надли соотвтствующіе ихъ званію мундиры, въ томъ числ и кондукторъ. Такъ какъ между картой Казанской губерніи и инженернымъ искусствомъ оказалось въ глазахъ начальства много общаго, то не мудрено, что вскор инженерному кондуктору поручили, какъ спеціалисту, заниматься исключительно фейерверками, которые устраивались въ торжественные дни; да кром того, вс маленькія пушки, изъ которыхъ палили при торжествахъ, тоже вдалъ теперь кондукторъ.
Однако инженеръ-артиллеристъ-фейерверкеръ Державинъ не долго состоялъ въ этихъ званіяхъ. Черезъ годъ Веревкинъ получилъ приказаніе отъ Шувалова изслдовать и подробно описать развалины стариннаго города Болгары, находящагося на берегу Волги. Когда дло пошло о картахъ и чертежахъ, то, разумется, главнымъ помощникомъ Веревкина могъ быть одинъ Державинъ.
И вотъ на лто юноша очутился на приволь волжскихъ береговъ. Карандашей, бумаги и даже красокъ было теперь вволю, на казенный счетъ — и юноша принялся за дло съ такой страстью,
Явившись осенью съ отчетомъ въ Казань, юноша привелъ въ восторгъ Веревкина, и онъ общалъ къ праздникамъ, отправляясь снова къ Шувалову, чтобы вести всю работу, захватить съ собой и главнаго виновника успшно доведеннаго до конца дла. Оставалось только поскоре привести все въ порядокъ, сдлать каталогъ всему и затмъ сшить себ новое платье инженеръ-кондуктора, чтобы явиться на Рождество въ Москву. Державинъ снова усердно принялся за скучную, но уже пустую работу, составилъ огромные каталоги съ тщательными описаніями всего и даже необыкновенно красивымъ почеркомъ и съ необыкновенно искусными и изящными рисунками. И только одно мшало работать ему — мысль очутиться въ столиц, стать лицомъ къ лицу и бесдовать съ тмъ, кого даже и самъ Веревкинъ побаивался, и отъ кого прямо вполн завислъ, т. е. съ Шуваловымъ.
Въ декабр все уже было у Державина готово, даже мундиръ новый сшитъ, а Веревкинъ все откладывалъ поздку по разнымъ своимъ семейнымъ обстоятельствамъ. Наконецъ Державинъ узналъ, что они выдутъ только посл Крещенія. Длать было нечего, надо было терпливо ожидать путешествія. Но поздк этой не суждено было состояться!
За три дня до назначеннаго отъзда, въ Казань пришла всть, которая повергла всхъ въ отчаяніе, почти бурей пронеслась по всей Россіи, громовымъ ударомъ отозвалась во всхъ, самыхъ отдаленныхъ закоулкахъ Россіи. Всть эта была — о кончин всми обожаемой монархини, двадцать лтъ державшей въ рукахъ своихъ судьбы имперіи. И какъ въ самомъ Петербург все уныло и боязливо притихло, такъ и въ разныхъ углахъ Россіи, равно и въ Казани, вс были перепуганы, опечалены, и никто не зналъ чего ждать. Только одинъ нмецъ Гельтергофъ возликовалъ, ожидая себ лучшей доли. Казалось, не было въ Россіи ни одного человка, котораго бы судьба не выбросила въ это время изъ прежней колеи и безпричинно вдругъ не поставила бы на другую, новую, неизвстную и непривычную дорогу.
Кажется, осьмнадцатилтній юноша, ученикъ казанской гимназіи, былъ малой спицей въ громадной россійской колесниц, но и на немъ тотчасъ же сказались разныя перемны, совершившіяся въ пространномъ отечеств.
Въ конц января, въ Казань явилась бумага изъ канцеляріи преображенскаго полка. Это было не что иное, какъ отпускъ, помченный еще 1760-мъ годомъ рядовому преображенскаго полка Державину. Отпускъ былъ яко бы данъ еще въ т времена, когда Державинъ надлъ мундиръ инженера и кончался первымъ январемъ уже наступившаго года. Оказалось, что Державинъ вовсе не инженеръ и не кондукторъ, а преображенскій рядовой въ отпуску, да еще сверхъ того уже на цлый мсяцъ опоздалъ вернуться къ мсту служенія. И не одинъ Державинъ, а и начальникъ Веревкинъ, и мать его, и друзья, вс были равно смущены. Веревкинъ клялся, что онъ посл поздки къ Шувалову не ошибся и не перепуталъ, что Державинъ не былъ тогда зачисленъ въ гвардію. екла Андреенна была въ отчаяніи отъ необходимости, при скудныхъ средствахъ, посылать сына въ Петербургъ, и войдя въ новые долги, разстаться съ нимъ, быть можетъ, на всегда. Но не повиноваться, въ особенности при новомъ государ, было опасно, и юноша тотчасъ же собрался въ дорогу, а черезъ цлый мсяцъ труднаго странствованія изъ Казани въ Петербургъ, явился, наконецъ, на ротномъ двор преображенскаго полка. Тотчасъ же объявили ему, что онъ на цлые два мсяца опоздалъ изъ своего отпуска, а затмъ онъ былъ отправленъ подъ арестъ.
Врядъ ли кто-нибудь когда-либо такъ странно и весело прізжалъ въ столицу поступать на службу.
Однако горячій нравъ, умъ и смлость сказались въ юнош. Одинъ одинехонекъ среди большой столицы, безъ родныхъ, безъ друзей, даже безъ знакомыхъ, Державинъ не далъ себя въ обиду. Упрямо и горячо доказывалъ онъ, что уже два года считаетъ себя инженеръ-кондукторомъ и не желаетъ поступать въ полкъ за неимніемъ средствъ содержать себя въ преображещахъ. Но ничто не помогло. Отсидвъ день или два подъ арестомъ, юноша все-таки былъ зачисленъ фактически въ лучшій гвардейскій полкъ, и, будучи совершенно безъ денегъ, поселился въ самой казарм, нахлбникомъ у солдатской семьи.