Петербургское действо
Шрифт:
Вс эти портреты были сдланы за послдніе мсяцы жизни императрицы. Она предвидла будто, что длается ея послдній портретъ, и ни однимъ не оставалась довольна. Два живописца напрасно старались удовлетворить ея прихотливымъ требованіямъ.
Женщина въ черномъ убор — новая императрица, Екатерина Алексевна. Она пришла теперь въ эту залу, гд случалось ей часто, но уже давно, проводить веселые вечера и безпечно танцовать до полуночи. Зала эта была полна для нея самыхъ пестрыхъ воспоминаній, преимущественно свтлыхъ, дорогихъ. Она пришла сюда выбрать для себя лучшій портретъ покойной, которую не очень любила, но при которой положеніе ея было далеко не такъ тягостно, какъ теперь. Она хотла было выбрать тайкомъ одинъ изъ портретовъ и скоре унести его къ себ, но эта зала, пустая, угрюмая, полуосвщенная отъ спущенныхъ сторъ, которыя приготовились снимать, остановила ее. Эта зала, вдругъ,
Много свтлыхъ образовъ, много разныхъ событій воскресло вдругъ и быстро понеслось пестрой чередой надъ ея опущенной головой въ странномъ траурномъ убор. Поневол и она унеслась мыслью, еще дале, въ свое прошлое. И вся жизнь ея съ младенчества явилась передъ ней.
Вспомнилась ей маленькая двичья комнатка съ однимъ окномъ въ намстническомъ дворц въ Штетин. Внизу, среди небольшой площади неправильнаго очертанія, въ род трехугольника, стоитъ и вчно брызжетъ древній фонтанъ. Нсколько миологическихъ фигуръ переплелись съ какими-то большими рыбами и хвостатыми уродами. Къ этому фонтану ежедневно въ извстные часы сходятся съ кувшинами городскія двушки и всегда, установивъ ихъ кругомъ подъ серебристыми струями, забываютъ объ нихъ въ бесдахъ, или шаловливыхъ играхъ и шуткахъ.
И эта площадь, гд всюду виднются гранитные готическіе порталы, колонны, карнизы, гд высится изящная колокольня, легкая и вся сквозная, будто изъ сраго кружева, и этотъ фонтанъ, тоже срый, мокрый, вчно обрызганный водой, — все это, хотя дальнее, но ясное и на вки родное ей воспоминаніе.
Сколько разъ она, принцесса, запертая день и ночь въ этомъ скучномъ дом, именуемомъ дворцомъ, завидовала городскимъ двушкамъ. Какъ ей самой подчасъ тоже хотлось бы взять кувшинъ, пойти къ этому фонтану, тоже порзвиться, побгать съ ними, послушать всякіе толки и пересуды. Часто эта молодежь окружала какого-нибудь знакомаго, мимо идущаго остряка, который, видя кучку молодыхъ красавицъ, охотно завернетъ къ этому фонтану и смшитъ ихъ въ продолженіи цлаго часа разными шутками и прибаутками. Иной разъ, наоборотъ, сдая ворчливая старуха, иногда злая полувдьма съ клюкой, проходя мимо, тоже приблизится къ фонтану и не можетъ упустить удобнаго случая разбранить столпившійся рой молодыхъ двушекъ. Ихъ веселый хохотъ, ихъ рчи, журчащія точно также, какъ и эти серебристыя струи фонтана, будто оскорбили старуху и она съ хрипливымъ воплемъ идетъ на нихъ, замахиваясь клюкой, и кричитъ, и грозитъ, и проклинаетъ! Но только звонкій веселый, счастливый хохотъ отвчаетъ ей на вс проклятія.
Тысячи разь видала она это изъ своего окна. Вс воспоминанія дтства сводятся къ этому фонтану и къ этой площади, и за это теперь она любитъ ихъ….
Она знала уже тогда, что ей не суждено прожить вчно въ этомъ дом, что въ ранней юности она будетъ уже отдана замужъ куда-нибудь далеко, за какого-нибудь германскаго принца. И невольно желала она этого, потому что жизнь здсь тянулась скучно, однообразно. Не было ни радостей, ни горя, ни заботъ, и давящее сердце будничное затишье заставляло подчасъ желать чего либо, хотя бы и печальнаго, хотя бы и грознаго, лишь бы перемнился этотъ унылый, душу мертвящій строй жизни. Пускай будетъ гроза! Лишь бы очистила воздухъ, позволила бы дышать свободно.
Изъ всей этой жизни въ продолженіи четырнадцати лтъ остались въ памяти ея лишь два или три особенныхъ случая, о которыхъ стоило вспомнить. Одинъ изъ нихъ, близко, лично касавшійся до нея, особенно остался въ памяти.
Въ дом отца появился однажды дряхлый старецъ, пользовавшійся извстностью чуть не по всей Германіи, какъ святой мужъ и праведникъ, которому народная молва приписывала пророческій даръ. Ее, двочку лтъ двнадцати, привели въ гостиную, гд сидлъ старецъ въ священническомъ одянія. Она со страхомъ и трепетомъ подошла къ нему, подводимая матерью. Онъ глянулъ на нее своими большими строгими глазами, положилъ ей руку на голову и сказалъ нсколько словъ, которыхъ она сразу не поняла, но которыя тмъ не мене напугали ее. Потомъ, впослдствіи, ея мать часто вспоминала сказанное старикомъ, и крпко вровала въ пророчество праведника, и упорно ожидала, что оно сбудется. Старикъ въ темныхъ выраженіяхъ проговорилъ, что видитъ на дтской головк три короны и въ томъ числ одну большую, цесарскую. Предсказаніе это, часто вспоминаемое въ дом, разумется, глубоко запало въ душу умной двочки; скоро она сама стала врить въ него и ожидать.
И, наконецъ, однажды, когда ей было уже около пятнадцати лтъ, мать, ничего не объясняя ей, стала собираться въ далекій путь.
Скоро
Дорога изъ Берлина на Кенигсбергъ, Митаву и Петербургъ продолжалась довольно долго, но посл уединенной и однообразной жизни въ Штетин она рада была новымъ мстамъ, новымъ лицамъ. Вдобавокъ, здсь въ первый разъ, на пути въ эту невдомую землю, она какъ-то, незамтно для самой себя, вдругъ увидла, почувствовала, что она сдлалась главнымъ дйствующимъ лицомъ. Во всхъ городахъ по дорог, которые казались ей все-таки мене чуждыми, чмъ она ожидала, кругомъ слышалась та же родная рчь; всюду длались пышныя встрчи, давались празднества, гремла музыка и всюду нареченная невста наслдника престола была, конечно, главнымъ лицомъ, на которомъ сосредоточивались вниманіе, радушіе, заботливость и предупредительность всхъ.
Въ Митав встртилъ поздъ принцессы высланный впередъ русской императрицей камергеръ Нарышкинъ и его почтительное вниманіе и заботливость въ пути до Петербурга особенно сосредоточивались на ней, а не на ея матери.
Въ этомъ пути прежде всего поразили юную принцессу странные экипажи, въ которыхъ весь поздъ двигался по необозримымъ снжнымъ равнинамъ. Это были длинныя и узкія сани, обитыя краснымъ сукномъ, въ которыхъ днемъ помщалось съ ними человкъ по восьми и десяти, а на ночь вс уходили въ другія сани, а имъ двумъ устраивали постели. Обихъ принцессъ закрывали цлыми кучами мховъ и только одни лица ихъ оставались незакрытыми. Шесть, а иногда восемь лошадей, впряженныя въ эти сани, мчали ихъ почти постоянно вскачь.
Въ февральскія, туманныя, но теплыя сумерки въхали он, наконецъ, въ Петербургъ. Пестрая толпа придворныхъ встртила ихъ въ небольшомъ итальянскомъ дворц и, не смотря на усталость, тотчасъ былъ назначенъ пріемъ, было представленіе гостей, былъ длинный, скучный и чопорный обдъ. Но такъ какъ императрица и наслдникъ были въ Москв, то на другой же день пришлось снова пускаться въ путь, такой же далекій и трудный, и снова скакать въ такихъ же саняхъ.
И вотъ здсь въ первый разъ увидала она много новаго, много схожаго съ тмъ, что разсказывалось ей передъ отъздомъ. Родная рчь уже не слышалась кругомъ; по дорог изрдка попадались убогія черненькія деревушки и каждая изъ нихъ казалась большимъ чернымъ пятномъ среди необозримой сахарно-блой равнины. И тутъ на привалахъ услышала она близко мудреную рчь, увидала людей въ какихъ-то замазанныхъ шкурахъ и первыя три слова русскихъ, которыя подхватила и заучила она, были «мужикъ», «сарафанъ», «дуга»… И этотъ срый людъ, который попадался все больше на пути, не возбудилъ въ ней того чувства отвращенія, съ которымъ относилась въ нимъ ея мать, а напротивъ, чувство жалости къ нимъ проникло сразу въ ея душу и глубоко запало въ ней. Эта невдомая, снжная, унылая, будто мертвая страна, по которой безъ конца двигались он въ уродливыхъ длинныхъ саняхъ, не пугала ее. Ко всему чутко прислушивалась она кругомъ, ко всему внимательно, сердцемъ приглядывалась. Этотъ срый, будто не умытый людъ на всхъ привалахъ окружалъ со всхъ сторонъ сани, изъ которыхъ она выходила или въ которыя садилась при отъзд, и всюду она видла на этихъ лицахъ, въ ихъ глазахъ — одно добродушіе и ласку. Однажды, уже подъ самой Москвой, на одной изъ станцій, въ ту минуту, когда она усаживалась въ неуклюжія сани, произошелъ простой, но памятный ей случай. Старая женщина, худая, вся обмотанная дырявою одеждой съ грязными клочьями, вдругъ выступила изъ окружавшей ихъ толпы, приблизилась къ ней и, бормоча на распвъ, какъ-то странно замотала надъ ней рукою. Принцесса-мать перепугалась, боясь колдовства, но ей объяснили, что женщина, узнавъ, кто такая прозжая, и желая ей добраго пути, перекрестила ее три раза. Долго помнила двушка эту старуху, ея добрые глаза, ея добрую, пвучую рчь, и долго жалла, что не могла понять словъ.
И, наконецъ, однажды, какъ въ одной сказк, он остановились у красиваго дворца среди лса. Здсь встртили ее русская императрица и женихъ. И ей, ожидавшей увидть большой, веселый, красивый городъ, странною показалась эта встрча среди лса, покуда не узнала она, что это Петровскій дворецъ, находящійся въ окрестностяхъ древней столицы.
Въ этотъ же день, посл безконечныхъ бесдъ, среди шумной, пестрой, многочисленной толпы придворныхъ, поздно вечеромъ, засыпая и едва чувствуя себя отъ усталости, она невольно повторяла мысленно то, что вынесла изъ этой встрчи: