Петербургское действо
Шрифт:
— Помилуйте! Какъ же я смю ослушаться или но въ точности исполнить приказъ его высочества.
Маргарита поклонилась нсколько гордо, но кокетливо и приказала хать домой…
Но въ эту минуту, когда ея два лакея лзли на запятки, а лошади не успли еще двинуться, въ воротахъ тихо показалась грустная фигура юноши рядового. Глянувъ въ окно кареты, онъ ахнулъ на всю улицу и даже чуть руками не всплеснулъ… Карета быстро отъхала и вс обернулись на этотъ отчаянный крикъ…
— Чего ты орешь, порося! выговорилъ Квасовъ, подступая къ племяннику, который стоялъ, какъ пораженный громомъ. — Тутъ графиня Скабронская, а онъ оретъ, какъ
— Ахъ, дядюшка!.. задохнулся Шепелевъ въ отвтъ на слышанное и, ухватившись за Квасова. перемнился въ лиц.
— Ну такъ, такъ… Говорилъ я теб, что ты застудился. Иди, иди! Ахъ ты Господи! Помертвлъ вдь! воскликнулъ Квасовъ.- A еще спорилъ все — не хворъ! Аль захватило подъ душкой?.. Иди, водички испей. A то снгомъ потрись! захлопотался струхнувшій Квасовъ, поддерживая племянника.
Вс офицеры давно вошли въ казарму, толкуя объ удивительномъ приказ принца, никмъ неожиданномъ прощеніи да еще вдобавокъ привезенномъ на ротный дворъ извстной красавицей въ столиц.
Квасовъ тотчасъ повелъ племянника въ квартиру и дорогой, ради разсянія, толковалъ ему о графин Маргарит, извстной красавиц Питера, и о прощеніи буяновъ Орловыхъ. Юноша немного оправился дома, слъ на свою кровать, но забылъ и думать объ ученіи и экзерциціи, а думалъ только о ней и повторялъ услышанное чужеземное имя.
— О-охъ! изрдка вздыхалъ онъ все еще блдный.
— То-то!.. Подъ душкой? A говорилъ — не хворъ! приставалъ Квасовъ. — Вдь подъ душкой хватило, а?..
— Подъ душкой, дядюшка, подъ душкой. Вотъ ужь въ самое-то сердце хватило!… грустно шутилъ юноша со слезами на глазахъ. — Какъ ножомъ рзнуло.
— А? Знаю, знаю, у меня это смолоду бывало!…
— У васъ?! Охъ, нтъ. У васъ эдакого не бывало; дядюшка… Это, это… хоть умирать.
И Шепелевъ вдругъ легъ на постель и умышленно отвернулся отъ дяди лицомъ къ стн.
Квасовъ вышелъ съ мыслью:- соснетъ часокъ, отпуститъ его малость!
A Шепелевъ долго лежалъ, не двигаясь и вспоминая….
Сколько дней и ночей на этой самой кровати продумалъ онъ о своемъ незнакомц-офицер, встрченномъ въ овраг, т. е. о той красавиц, которая спасла его отъ грабителей, довезла до города, пригрозилась ее не узнавать, даже забыть о ней… И, съ каждымъ днемъ, Шепелевъ все больше и чаще думалъ о ней… И во сн неотступно преслдовала она его въ сновидніяхъ… Богъ всть почему! И только за одно разсужденіе ухватился юноша: онъ убдилъ себя, что эта красавица, здящая ночью за городъ въ мужскомъ плать, одна изъ кучки женщинъ иностранокъ самаго дурного поведенія, которыя недавно пріхали въ столицу изъ Швеціи. Квасовъ однажды разсказалъ это ему и прибавилъ, что эти продажныя красавицы — пьяницы, драчуньи, воровки и только разв нмцу дороги да милы могутъ быть!
«Ну вотъ, она наврно одна изъ этихъ!» утшалъ себя постоянно юноша и отъ этого утшенія ему почему-то становилось съ каждымъ днемъ еще хуже и больне на сердц. Между тмъ, молодой малый наивно не догадывался и не понималъ, думая о незнакомк и день, и ночь, что онъ, не смотря ни на что, просто безъ памяти влюбленъ въ нее. Вдобавокъ влюбленъ безъ надежды когда либо увидть ее, узнать наврное, кто она, убдиться, наконецъ, стоитъ ли она его ежечасныхъ помысловъ… Можетъ быть она — низкая тварь!!..
«Графиня Маргарита Скабронская!!» глухо, съ отчаяніемъ шепталъ онъ теперь въ стну, отвчая себ этимъ именемъ на вс долгія сомннія.
И вдругъ ему показалось, что онъ умираетъ…
«Вотъ,
Но смерть, разумется, и не помышляла идти къ нему! Зато любовь, юношеская, первая, слпая, огневая, бурная, иногда убивающая… пришла и свалила молодца сразу!!…
Въ то же время въ ротной казарм былъ настоящій содомъ. Орловы, конечно, не ушли тотчасъ изъ мста своего заключенія, а послали за виномъ въ трактиръ, и въ большой горниц, гд хранилась аммуниція, началось угощеніе всхъ офицеровъ. Даже флигельмановъ и боле любимыхъ рядовыхъ угощали по семейникамъ.
Чрезъ часъ офицерская компанія была какъ въ туман…
Главный виновникъ торжества, старый дядька, хотлъ съ самаго начала скрыться, но его поймали, поили, качали и наконецъ додумались… Поставили кресло на большой столъ и посадили въ него старика, а кругомъ пошелъ хороводъ. Кто на нмецкій ладъ выступалъ, кто на русскій, кто казачка, а кто минуэтъ… Агаонъ, опасаясь ежеминутно слетть со стола внизъ головой, нсколько разъ порывался улизнуть, но Алексй Орловъ караулилъ его зорко и при малйшемъ движеніи, дядьки вскрикивали:
— Цыцъ!.Не смть, оошка! Сиди!…
КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.
Часть Вторая
I
Зимній дворецъ, въ которомъ за все свое царствованіе живала въ Петербург императрица Елизавета, былъ маленькій, на половину деревянный, старый и даже ветхій. Новый великолпный дворецъ, каменный и обширный, былъ уже давно готовъ, но государыня, постоянно хворавшая въ послднее время, суеврно не ршалась переходить въ него. Послдніе мсяцы жизни она не находила себ мста въ старомъ деревянномъ дворц, переходила спать почти каждую ночь изъ одной комнаты въ другую, какъ будто ей было тсно въ немъ, но о переход въ новое зданіе не смлъ никто и заикнуться.
Одною изъ первыхъ заботъ вновь вступившаго на престолъ императора было, конечно, поскоре окончательно отдлать новое жилище и какъ можно скоре перейти въ него.
Наконецъ, въ половин великаго поста, новый дворецъ былъ совершенно отдланъ и меблированъ, а въ старомъ деревянномъ начались сборы, переноска и перевозка вещей. Во многихъ комнатахъ мебель была уже не на мстахъ, картины сняты со стнъ.
Въ тотъ самый день, когда иноземка графиня Скабронская выручила изъ бды братьевъ Орловыхъ, въ большой тронной зал дворца сидла на кресл около отворенной форточки красивая женщина вся въ черномъ и въ странномъ убор на голов. Этотъ уборъ, черный суконный съ блыми нашивками подъ крепомъ, полушляпа, получепецъ, плотно облегалъ ея голову и низко проходилъ черезъ лобъ, на половину закрывая его. Было что-то странное, строгое, даже мрачное въ этомъ убор и во всей ея одежд. Лицо ея было тоже строго, печально.
Не смотря на зимній морозный день, на холодныя струи втра, врывавшіяся въ открытую настежь форточку, она изрдка поднимала голову и жадно вдыхала въ себя холодный воздухъ, какъ будто ей было душно въ этой зал.
Вокругъ нея по всмъ стнамъ стояли уже снятые царскіе портреты. Ближе къ ней на полу и на стульяхъ стояло боле десятка различныхъ портретовъ покойной императрицы. Многіе изъ нихъ были неокончены, другіе едва начаты, на нкоторыхъ было сдлано одно лицо, а остальное оставалось начерченнымъ карандашемъ и углемъ по блому нетронутому полотну.