Пётр и Павел. 1957 год
Шрифт:
Валентина усмехнулась:
– А зачем?..
Богомолов согласно хмыкнул: за годы разлуки они в общем-то стали чужими людьми. Но признаться в этом открыто ни он, ни она, не решались.
– Что сердчишко твоё?.. Неужто и в самом деле инфаркт?
– Алёшка, какая разница, инфаркт у меня или что другое?.. Помирать пора – это точно, а от чего, не всё ли равно?.. Ты что стоишь?.. В ногах правды нет. Садись… Или, может, ты ко мне на минутку заскочил?..
Богомолов засмеялся. Правда, смех получился у него какой-то не очень весёлый.
– И
– Вовремя ты приехал… Не соображу только на юбилей или на поминки?..
– Типун тебе на язык!.. Что ты говоришь?!..
– Говорю то, что думаю. Пора мне. Алёша, в дальний путь собираться. Рано, поздно ли, но и тебе та же дорога впереди предстоит. Мы с тобой не дети, многих в этой жизни потеряли, потому и не след нам от смерти бегать, самих себя уговаривать. Нам её, избавительницу, с благодарностью принять надо. Или ты со мной не согласен?..
Богомолов вздохнул глубоко-глубоко, потом улыбнулся и с виноватым видом признался.
– Не могу я, Валечка, сейчас помирать. То есть совсем не могу… Мне прежде сына поставить на ноги надо.
– Сына?!.. – Валентина Ивановна в изумлении посмотрела на брата. – Откуда он у тебя взялся?.. Ох, Алёшка!.. Не знала я, что ты такой греховодник!.. На старости лет!.. Это как же у тебя получается?.. Седина в бороду, бес в ребро?.. Так что ли?. Ну, это новость, доложу я тебе!..
– Так вышло… – Алексей в жутком смущении развёл руками и, собравшись с духом, подробно и не торопясь рассказал изумлённой сестре всю фантастическую историю о том, как в Москве на Центральном телеграфе встретил свою фронтовую любовь, как вновь потерял её, но взамен нежданно-негаданно обрёл сына.
– Что же ты его к нам не привёз? – укорила его Валентина.
– Он недавно воспаление лёгких перенёс, а в поездах сквозняки, духота… Боялся, опять заболеет, – слукавил Богомолов. Очень уж не хотелось огорчать сестру.
– Сколько же лет мы с тобой не виделись? – задумчиво спросила Валентина.
– Лет двадцать, думаю… Ты когда в Москву приезжала о судьбе Павла узнать?
– В тридцать девятом, в феврале…
– Стало быть… – он произвёл в уме нехитрый подсчёт… – девятнадцать.
– Да-а!.. Долгонько!.. – Валентина взяла брата за руку. – Очень мне совет твой нужен, Алёша… Помоги!..
Дверь распахнулась, и в гостиную с книжкой в рука вбежал Матюша.
– Ба!.. Ты мне обещала!..
Но, увидев незнакомого человека, осёкся, вежливо поздоровался:
– Здравствуйте!..
Валентина Ивановна недовольно поморщилась.
– Вечно ты не вовремя, Матюша!.. Вот познакомься, это твой двоюродный дедушка… Мой братец то есть… Алексей Иванович.
Поражённый Алексей Иванович протянул парню руку, но тот, кусая вздрагивающие губы, отвернулся.
– Вы всегда так!.. Всегда!.. – мальчишка нагнул голову и проговорил сквозь плотно сжатые губы. – Я всегда не вовремя!..
– Господи!.. Что за наказание!.. –
Но парнишка что-либо прекращать вовсе не собирался.
– Только и слышу: уйди!.. Прекрати!.. Зря я родился!.. Зря!.. На всём белом свете никому я не нужен!.. Никому!..
В гостиную вбежала Капитолина.
– В чём дело?!.. Что случилось?!.. Кто тебя обидел?..
– Бабка противная!.. "Не вовремя," – говорит!.. А когда будет вовремя?.. Ты знаешь?.. Нет!.. И я не знаю… И никто… Никто, никто, никто!.. Совсем никто не знает!..
– Ну, ну… Дурачок ты мой?.. Бабушка себя плохо чувствует, вот и всё, – она подняла с пола упавшую книжку. – Какая у тебя книжка красивая!.. Пойдём, ты мне её почитаешь.
Мальчишка кинулся к ней в объятья, стал часто-часто целовать её зардевшиеся щёки и при этом тараторить не переставая:
– Капочка, ты одна!.. Одна ты меня понимаешь!.. Ты такая добрая!.. Спасибо тебе!.. Капочка!.. Как я тебя люблю!.. Родная!.. Капочка!..
Капитолина смутилась, покраснела до корней волос.
– И я тебя люблю, дурачок ты мой!.. Ну, пойдём… Пойдём ко мне, а то мы бабушке и её братику мешаем… Они давно не виделись, им поговорить надо…
И она увела Матвея из гостиной.
– Ну… Что застыл, как памятник? – увидев удивление Алексея, спросила сестра. – Не ожидал?..
– Матвей, он что?.. Сын Павла?.. – Богомолов, и в самом деле был потрясён.
– Ну, надо же!.. Угадал… – съязвила Валентина Ивановна.
– Но как?!.. Когда?!.. – он никак не мог придти в себя. – Почему ничего не писала мне?..
– А зачем, Алёша?.. Мы с тобой за все эти годы, что врозь прожили, чужими друг для друга стали. В твоей жизни ничего не изменилось бы, узнай ты, что Зинаида с сыном в моём доме живёт. Признайся, судьбой Павла и его семьи ты не очень-то озабочен был?.. И я не осуждаю отнюдь… У каждого своих проблем хватает. Потому и не хотелось обременять тебя нашими несчастьями. Помочь ты всё равно бы не смог. А просто так жаловаться кому-то, в чужую жилетку плакаться, я не привыкла. Ты меня знаешь… Ведь так?..
Алексею Ивановичу было не по себе. Он сознавал – сестра права. И спорить с ней, делать вид, будто он всегда принимал близко к сердцу всё, что случалось в их когда-то большой и дружной семье, он, не то чтобы не хотел, не мог. И права Валентина… Тысячу раз права – зачем?!.. Но поразило его не столько то обстоятельство, что семья Павла нашла приют в доме свекрови, которая, и это он знал точно, прокляла своего сбежавшего сына, а то, что внучатый племянник оказался таким… Богомолов и прежде с трудом переносил ребячьи слёзы, а теперь, когда у него у самого появился сын, видеть страдания ребёнка, тем более больного, стало для него и вовсе невыносимо… А то, что Матюша серьёзно и неизлечимо болен психически, было видно сразу… невооружённым глазом.