Пётр и Павел. 1957 год
Шрифт:
– Вам помочь? – спросила Павла Петровича молоденькая продавщица с пунцовыми щёками, небесно-голубыми глазами и толстенной светло-русой косой.
– Тут никто никому помочь не может, – с грустной улыбкой констатировал Троицкий и, кивнув в сторону ватных баб, спросил: – Вы способны придать их лицам менее зверское выражение?.. Или скажите мне откровенно: неужели кто-нибудь в Советском Союзе решится купить в подарок вот этот монументальный заводской пейзаж?..
– Представьте себе, один экземпляр купили, – сказала молоденькая продавщица и покраснела.
– Как?!.. – Троицкий был потрясён. – У вас
– Была, – кротко ответила девушка. Она чувствовала себя страшно виноватой, словно сама написала эту ужасную картину. – Нам с базы два экземпляра привезли… А перед самым Новым годом приехали с авторемонтного завода и купили… По безналичке…
– Нужно очень-очень не любить всё человечество, чтобы подложить кому-то одному из нашего рода такую свинью!.. Новогодний подарочек!.. Нечего сказать, от души!..
– Да они не про Новый год, а про какой-то юбилей говорили… – пыталась оправдаться девушка.
– Как фамилия этого, с позволения сказать, художника? – строго спросил её Павел Петрович.
– Верещагин-Суздальский, – краснея всё больше и больше, свистящим шёпотом пролепетала продавщица и стала подавать ему какие-то знаки. Но Троицкий не обратил на её ужимки никакого внимания.
– Час от часу не легче!.. – расхохотался Павел Петрович. – Уж не родственник ли он тому Верещагину, который "Апофеоз войны написал"?!.. Бездарный маляр и великий художник-баталист!.. Докатились!..
– А вы, молодой человек, не лишены чувства юмора, – приятный баритон прозвучал в магазине тихо и неожиданно. – Похвально… Весьма похвально!.. В наши дни интеллигент чаще всего норовит другого интеллигента сарказмом по башке шарахнуть, ежели дубины под рукой не окажется, а у вас такое здоровое чувство юмора. Такой редкостный такт!.. Завидую!.
Старик, казалось, говорил ласково, но сквозь тоненькие щёлочки век на Троицкого неприязненно смотрели остренькие тёмные глазки. Павел Петрович смутился:
– Простите, с кем имею честь?..
– Верещагин-Суздальский… Иннокентий Олегович, – церемонно представился старик и даже шаркнул ножкой. – Выпускник Петербургской академии художеств, а ныне бездарный маляр, с вашего позволения!..
В торговом зале магазина "Подарки" воцарилась небывалая тишина.
– А что касается до моего родства с великим автором "Апофеоза" Василием Васильевичем, то должен вас разочаровать, мы с ним однофамильцы… Не более того. Верещагин – весьма распространённая на Руси фамилия. В имении моего батюшки две деревеньки состояли из одних Верещагиных…
Да, давненько Троицкому не было так неловко… Так мучительно стыдно…
– А вторую часть своей фамилии, – не обращая на Павла никакого внимания, продолжил однофамилец, – я взял именно потому, что неприлично было бы выдавать себя за родственника великого живописца. Суздаль – родина моей матери.
Сколько раз Павел давал себе слово не судить ближнего своего?.. "Не судите, да не судимы будете!.." А вот забыл библейскую мудрость и в очередной раз попал впросак.
– Извините мою безтактность… – с трудом выдавил он из себя.
– О!.. Не надо никаких извинений!.. – театрально вскинув руки вверх, стал протестовать художник. – Вы же не могли знать, что в своё время!.. Боже!.. Как давно это было!.. И так недавно… Вы хоть знаете,
Троицкий кивнул.
– Колька был моим однокашником по академии и смертельно завидовал мне!.. И знаете почему?.. Архип Иванович Куинджи – наш учитель… Слыхали о таком?.. Кстати, учителем он был неважным, но художником – от Бога!.. Он не столько учил нас, сколько мы у него учились… Улавливаете разницу?.. Так вот, Архип Иванович отличал меня значительно чаще, чем его, ныне знаменитого на весь мир!.. И я, быть может, оказался бы не на последнем месте, если бы… Короче, Колька уехал из России, а я остался!.. Считал, дурак, не гоже родину предавать… Вот и получил по заслугам за свой кондовый патриотизм. И поделом!..
Он замолчал. Может, вспоминал, может, сожалел, а может, и радовался, что нашёлся, наконец, человек, готовый выслушать его. Долгие годы он жил, вероятно, в полном одиночестве, наедине со своими картинами и котом, а это испытание не для слабонервных.
Павел Петрович не знал, как поступить. Развернуться и уйти потихоньку, не прощаясь?.. Нет, это было бы слишком неудобно: он так незаслуженно обидел старика, а тот в ответ был с ним удивительно деликатен. Но и выслушивать стариковские откровения ему совсем не хотелось. Он безпомощно обернулся к девушке. Та поймала его взгляд, опять покраснела и отвернулась. Ей тоже было явно не по себе и хотелось, чтобы эта неловкость поскорее закончилась.
– Вас, молодой человек, кажется, Павлом зовут? – неожиданно спросил Верещагин-Суздальский.
Уж чего-чего, а такого поворота Троицкий никак не ожидал.
– Простите, вы… То есть я хочу сказать… – пробормотал он. – Но как вы узнали?!..
– Что вас удивляет?.. – старик наслаждался произведённым эффектом. – Я художник. То есть, в известном смысле слова, физиономист. А вы очень на своего батюшку похожи: тот же разрез глаз, нос с горбинкой, овал лица… Вылитый Пётр Петрович. Или я ошибаюсь?.. Тогда, прошу покорно, извинить.
Да-а!.. Сегодняшний день начался с неожиданной встречи и, похоже, обещает впереди ещё немало сюрпризов.
– Вы знали моего отца?!..
– Не могу сказать, что был с ним дружен, но при встрече на улице мы с ним раскланивались. Да и в храм к нему я нередко заглядывал… Особенно до октябрьского переворота. Очень мне проповеди отца Петра нравились!.. Умел он, знаете, говорить с прихожанами о самом высоком и светлом – о Боге – простым человеческим языком, до каждого сердца мог достучаться… Поэтому и Пасху и Рождество я всегда именно там, в Замостье, встречал… Одно скажу, ваш братец Пётр совсем на отца не похож.
– Он в нашу матушку пошёл, – согласился Павел.
– Я Валентину Ивановну почти не знал. Видел издали в храме, а поговорить так ни разу не довелось. Зато с братиком вашим ныне постоянно общаюсь. Я при горкоме вроде придворного художника: частенько заказы от них получаю. Платят, правда, они копейки, скупердяи страшные, но всё же… Как-никак постоянная добавка к моей нищенской пенсии. Вот и сейчас, слава Богу, три картины у меня приобрели. Думаю, с юбилеем Петра Петровича такое повальное увлечение живописью связано… Постойте! – Иннокентия Олеговича озарила внезапная догадка. – И вы тоже на торжества по этому поводу прибыть изволили?..