Пианист. Осенняя песнь

Вересов Иван

Низкий матрас напоминал японскую постель на полу — по сути так оно и было.

При желании квартиру за полдня можно обставить, но к чему дергаться? Они не скоро вернутся сюда, все это лишь иллюзия дома. Лиманский подумал об этом с сожалением. Это было странно, уезжать ему точно так же не хотелось, как и вставать сейчас. Но деваться-то некуда. График концертов расписан на два года вперед.

Мила крепко спала, обнимая Вадима, ее белокурые волосы укрывали его грудь, носом Мила уткнулась в шею Лиманского и даже во сне крепко обхватывала его руками.

— Милаша…

пора вставать.

— Что? Ты опять проспал? Опаздываешь? — Она приподнялась, сонные глаза наполнились тревогой.

— Нет, но кое-что надо сделать до вечера. Я же не только про репетицию забыл, но и про фрак тоже, он у меня в кофре в машине провалялся.

— Так мы же его принесли вместе со всеми пакетами, почему вчера не сказал?

— Ну… потому, — Вадим засмеялся и поцеловал Милу, — все потому же, Милаша. Если бы я мог, то забыл бы гораздо на дольше и про фрак, и все остальное, кроме нас с тобой, но все билеты проданы.

— Ой, а сегодня… Сегодня Новый год! Вадик, сегодня же Новый год!

— Ну да, большой новогодний концерт.

— Сегодня?! А твой учитель говорил, что после нового года.

— Нет, он ошибся. Милаша, Захару уже столько лет, что он может и забыть, или перепутать. И вообще, то, что он говорит не о музыке, а по жизни — фильтровать надо. Все, встаем…

Лиманский с сожалением отпустил Милу. И все думал о том, как же взять ее с собой. Никакого разумного варианта не придумывалось. Кого просить? Вадим накоротке общался с высокими чиновниками, они охотно на концерты ходили, в артистическую заглядывали — руку пожать. Случалось и на приемах играть, но чтобы кого-то просить о чем-то для себя… Такого никогда не было.

Расстаться с Милой сейчас немыслимо, ехать с ней — невозможно. Какой выход?

— Вадик?

— Что?

— Что ты делаешь?

— Рубашку ищу…

— Она в ванной, я стирала вчера.

— Когда?

— Когда ты спал. Я нервничала. Мне надо было что-то делать. И потом, у тебя тут нет другой, а после репетиции ты весь мокрый был.

— В доме наверняка прачечная есть, за границей везде есть в таких домах.

— А утюги?

— Что утюги?

— Тоже есть? Рубашку гладить надо. Мы вчера накупили столько всего, не самого необходимого, а про утюг я не подумала!

— Пойду в неглаженой, кто там увидит под пиджаком, вот вечером, там надо бы концертную погладить.

— До вечера я разберусь, ты делай свои дела, на меня тут внимания не обращай. Как будто меня нет.

— В каком смысле? Что значит нет? Ты некоторым образом моя жена.

— А ты — пианист. — Мила не шутила. Она тоже встала, перебежала в ванную и сообщила оттуда: — Высохла, она же тонкая. — Вернулась в спальню, достала из сумочки, что стояла у раскрытого чемодана, гребень. Вадим стоял и смотрел, как она расчесывает волосы. Про дела он уже не думал. Мила не стеснялась наготы — так было с первого дня, когда они оказались в постели.

— Что, Вадик? — Она откинула волосы за спину. — Ну вот… А то потом не

расчесать. Что ты так смотришь?

— Ничего… Ты красивая.

При этих его словах она смутилась, достала из чемодана длинную футболку, натянула, выпростала волосы, стала заплетать косу.

Лиманский тоже начал одеваться.

— Вадик, ты не переживай, я же прекрасно понимаю, что вот это все… не может быть у нас, как обычно бывает. Ну… поживу я тут, пока документы оформят, потом приеду к тебе. — Мила прикрыла чемодан, отодвинула его к стене.

— Нет! Скорее я останусь! — заявил Лиманский.

— Это невозможно, ты же и сам знаешь..

— Ну, а если бы я заболел? Я что, не человек? Упал, очнулся — гипс.

— Вот что ты говоришь?! — всплеснула руками Мила. — Перестань! И вообще, у тебя концерт, ты собирался по делам еще.

— Хорошо, отыграю, потом подумаем, как быть с Канадой. Я еще не начинал этот вопрос решать.

***

Лиманский понятия не имел, как он будет решать, но чтобы Мила снова не начала спорить, он и тени сомнения в голосе не допустил. Пошел бриться, только собрал станок, как услышал испуганный голос Милы. И еще чьи — то мужские.

— Как вы вошли? — Полуодетая Мила стояла в коридоре, а у раскрытой двери топтались двое парней в комбинезонах. — Да вы кто такие вообще?!

— Это вы кто такая? Нас прислали обмеры сделать, тут жильцов быть не должно. — Один из парней, он, видно, был за главного, начал наезжать на Милу, второй, более сообразительный, дипломатично молчал. Увидев Вадима, стушевался и первый, понял, что дал маху с хозяйкой. — Нам бы обмеры в прихожей и кухне.

— Так, что здесь происходит, вы как вошли? — Лиманский уже до этого сердился, потому что не знал, как решить вопрос с документами Милы, а парни только усугубили его раздражение.

— Нам ключи дала менеджер, сказала, что надо мерять, что в квартиру никто еще не заселился, а по договору тут встроенные шкафы положены.

— Если положены, то почему их нет?

— Дом-то не сдан…

— Вадим, — Мила встала между ним и парнями, — ты собирайся, мы сами все решим. — Она не боялась больше, выглядела даже более уверенно, чем когда говорила с Лиманским наедине. А вот он как раз отступил перед этими незапланированными бытовыми проблемами. Купить квартиру было полдела, не то что устроить тут все… — Вадим, мы сами, — повторила Мила. — А план есть у вас? Что конкретно должно быть?

Парни сразу заулыбались, поняли, что хозяйка не сердится, а хозяин ее слушает.

Лиманский вернулся в ванную. Когда он закончил с бритьем и вышел на кухню, то застал Милу и обмерщиков за оживленным обсуждением.

— Нет, так не пойдет, — говорила Мила, и тон у нее был безапелляционный, — это неудобно и выглядеть будет нехорошо, вот так лучше перенести, местами поменять. Шкаф-купе справа, а уголок слева.

— Не встанет справа, — заспорил тот, что старший.

— Размеры можно корректировать, — не сдавалась Мила.