Пике в бессмертие
Шрифт:
Был с ним такой случай, на аэродроме у того самого города Ейска.
Получили задание лететь на разведку. Кругом весна и, как положено, на аэродроме грязища — она, эта слякоть, так и будет сопровождать авиацию до самой Праги.
Первым вылетаю я. У меня получается. Только немного затянул разбег, у самой кромки поля оторвался от земли. За мной летчик Кочергин: самолет его протащило по грязи метров двадцать пять. Вырулил и застрял в грязной колдобине. Посылают за трактором, чтобы вытащить самолет, освободить взлетную полосу. А Коптев на старте стоит, нервничает. И вдруг, не выдержав, без команды срывает с места самолет, кое-как
И нужно же было такому случиться. Именно в этот момент на него обрушивается наш истребитель. Срезает фонарь — кабину летчика штурмовика и плюхается на живот.
Стрелок Коптева ранен, сам он контужен.
При разборе выясняется: наши истребители вели бой с большой группой «Мессеров». Израсходовав запас горючего, садились кто куда дотянул. Один из них, на последних каплях, дотянул до нашего аэродрома и плюхнулся, задев огибавшую застрявший самолет машину Коптева.
Или второй эпизод.
Грязь, слякоть были такие же, поднять самолет, вырвать из слякоти с полной боевой нагрузкой, было невозможно. Оружейникам приказано подвешивать бомбы в любом сочетании не шестьсот килограммов, как обычно, а всего двести. С таким грузом машины кое-как, с огромным трудом, некоторые летчики-мастера поднимали.
Коптев понадеялся, что оружейники на этот раз обеспечивают бомбовый запас в соответствии с приказом. Принял самолет, как всегда, положившись на авось, без проверки, вывел на предварительный старт.
«Разрешение на вылет получено, — вспоминал потом сам Михаил. — Сектор газа вперед, и самолет трогается с места, постепенно увеличивая скорость. Мотор работает на полную мощность. По расстоянию разбега колеса уже должны оторваться, а он все бежит и не отрывается. Беру ручку на себя. Самолет как привязан к дорожке, а она кончается. Мысль работает: прекращу взлет, даже убрав шасси, буду в овраге. Выход один — поднять самолет во что бы то ни стало.
Энергично беру ручку на себя.
Самолет наконец отрывается от земли — летит несколько метров и снова тяжело оседает, ударяется колесами о землю почти у самого края оврага, подскакивает и летит, опять же чуть не касаясь земли. А впереди — высоковольтная линия. Соображаю молниеносно: через провода не перетяну. Выход — проскочить под ними. Сложно невероятно. Высота самолета — три метра, размах крыльев — шесть. Как протащу самолет? Но другого пути нет, и я лечу, протискиваю машину в узкую щель между проводами, землей и опорами. Получилось похлеще, чем у Чкалова, пролетевшего под мостом через Москву-реку. Самолет летел не выше тридцати сантиметров над землей.
Только на другой день выяснилось, что виновником происшествия был оружейник, в нарушение приказа загрузивший не двести, а все четыреста килограммов бомб».
Таким характеризовался Миша Коптев в моем представлении. Между прочим, именно таким и пришел к нам, точнее появился, он. летчик Михаил Иванович Коптев, при совершенно невероятных обстоятельствах.
Прилетел он на аэродром, тогда еще восьмисотого полка, на «ИЛе» в составе группы перегонщиков машины с завода в части. Самолеты перегонщики сдали, получили акты и стали собираться в обратный путь. Но не все. Перегонщики Михаил Коптев с лейтенантом Смирновым возвращаться на завод отказались.
При таких обстоятельствах предстал перед командиром первой эскадрильи этот молодой русый парень с упрямым взглядом серых глаз, доложился:
—
Комэск смотрел удивленно.
— Вы чего, в своем уме, из тыла на фронт бежать, дезертировать вздумали?! Да кто же, кто вас тут оставит, оформит?! Тут же, между прочим, война, убивают здесь!
— Что такое война, нам известно, — пожал плечами Коптев. — Так ведь люди ее ведут, воюют. И не зря, не из-за прихоти воюют. Мы тоже люди и тоже воевать хотим. Должны! — поправился он. Комэск продолжал смотреть удивленно.
— Вы в столовой были? Видали, сколько там летчиков осталось? Остальные пали смертью храбрых.
— Видели, считали — мало. Не хватает летчиков, то есть, нет их. До зарезу нужны летчики. Машины простаивают. Потому и предлагаем себя. Мы же летчики, военные летчики, нас воевать учили. А мы в извозчиках-перевозчиках, — вступил в разговор напарник Степанов.
— На заводе нас заменят, — твердил свое Коптев. — Может, и заменять не придется. Там состав перегонщиков укомплектован. Поймите меня, товарищ майор. Война, можно сказать, на исходе, а я в тылу отсиживаюсь.
— Не отсиживаешься, а самолеты из тыла на фронт перегоняешь. Это тоже надо кому-то делать.
— Без одного обойдутся... У меня с фашистами особый счет. Мой батя — боевой фронтовик, участник первой мировой войны. В окопах Западного фронта насиделся, тяжелая контузия. Правая сторона лица изувечена. Боевой мужик был! Вижу его часто, во сне. Упрекает: «Что же ты, сынок, не воюешь?» Как же я в глаза ему буду в предстоящую встречу смотреть? Фашисты посягнули на земли отцов, я должен защищать эти земли там, наверху, так что мое место здесь, рядом с вами.
— В общем, мы его все-таки уговорили, комэск согласился отвести нас к командиру полка, — рассказывает Коптев.
Полковник, выслушав доклад комэска, был удивлен не менее. Глянул на нас.
— Из тыла на фронт бежать?! Во дела!
Я шагнул вперед, попросил у полковника разрешения, — вспоминает Коптев. — Объяснил, кто мы и чего добиваемся. — Просим зачислить нас в полк. Будем верно служить, выполнять все задания.
— Зачислить, — покачал головой подполковник. — Ладно, лейтенант, логика у тебя железная. Беру ответственность на себя... Бежишь, правда, наоборот, с тыла на фронт, это учтут. Воюй...
И вот первый боевой вылет. Шестерку «ИЛов» ведет Петр Горбачев. Самолет Коптева справа, в звене Веселова. Под крылом станция Долинская, затем Шевченково. Крупный железнодорожный узел.
Зенитки ударили внезапно, кучно. И с первого же снаряда прямое попадание в самолет Веселова. Машина буквально развалилась в воздухе. Коптев было бросился на помощь погибавшему, точнее, уже погибшему вместе с машиной товарищу, но снаряд разорвался и под его «ИЛом», разворотив хвостовое оперение. Самолет начал задирать нос, кабрировать. Но Михаил сумел справиться с управлением и, кое-как выровняв полет, еще дважды атаковал цель. Удары были меткими. Вражеские эшелоны пылали как свечи. Когда отходил от цели, зенитчики, как оно и должно быть, весь огонь перенесли на его машину. Маневрировал отчаянно, рискуя сорваться в штопор. Отстал от группы, но выжал газ, догнал ее. С трудом, с третьего захода, посадил машину, непослушную, и зарулил на стоянку.