Пиночет
Шрифт:
Скотину с гумна прогнали.
– Лезут... Не удержишь...
– оправдывался пастух и попросил: - Не найдется курить?
Корытин не курил, но держал в машине табак, угощал. Не отказал и "Сереже". Дал ему сигарету, щелкнул зажигалкой, хотел попенять, но лишь рукой махнул. Черный морщеный лик, черные пеньки зубов, пустые глаза. О чем говорить с ним?.. Да и скотину прогонять было лишним: отъедешь - она снова здесь будет. Гурт немалый и не какой-нибудь разномастный, а словно в хорошем колхозе: черно-пестрые и могучие черные абердины, мясная порода, каких лет десять назад тоже завозили
Позднее, объезжая хутор, добрались до владений чеченца Вахи. Жилье у него было незавидное - старый дом. Но скотьи базы: огорожи, навесы, дощатые сараи, загаты из соломенных тюков - надежная от ветра защита,- все это широко раскинулось на вольной хуторской окраине, спускаясь к речке, к леваде с одичавшими садами, к вербовой да тополевой чащобе, к непролазным цепучим тернам.
Возле дома остановились. На гул мотора кинулись огромные собаки-волкодавы чуть не в машину величиной. Но мальчик бесстрашно выбрался из кабины, крикнул собакам:
– Молчать! Место!
Собаки послушно улеглись, окружив машину.
Выглянула из дома женщина. Потом вышел хозяин - улыбчивый усатый Ваха.
– Какие гости!
– радушно приветствовал он, признавая Корытина.
– Таким гостям сразу двух баранов надо резать...
– Мы твою скотину с гумна прогнали, - сообщил мальчик.
– Рано еще на гумно. В степи много корма.
– Молодец, Ваня!
– горячо поддержал его хозяин.
– Это Сережка ленивый. Будем его наказывать.
– Конечно...
– продолжил Ваня.
– Если сейчас сено травить, на зиму не хватит. Тем более у тебя много скотины.
– Серьезные речи он кончил и пошутил: - Откуда у тебя скотина берется? Весной было десять, а сейчас пятьдесят. Размножается?
– Размножается, Ваня... Размножается...
– с улыбкой ответил Ваха. Молодец! Все знаешь...
Шутили. Но когда Ваня хотел еще что-то сказать, Ваха остановил его:
– Люблю Ваню. Надо его в помощники взять.
– И пригласил Корытина: - Прошу. Мы гостей любим, мы гостей уважаем...
– А мы гостить любим...
– посмеялся Корытин.
– Но не сегодня. Дела...
Они уже отъезжали, когда на хорошей скорости, поднимая шлейф пыли, подкатила машина - красная "тойота", резко затормозив. Собаки бросились к ней, но без лая, а, напротив, ласкаясь к двум молодым чеченцам, вышедшим из машины, один был вовсе пацаном.
– Вахины...
– объяснил мальчик.
– Крутые... На "хондах" гоняют, - вздохнул он.
– Ваха - веселый, а они - задавучие, крутяки.
– И, понижая голос и оглядываясь, будто могли услышать его, добавил: - У них - оружие.
– Чего?
– спросил Корытин.
– У них?
Мальчик кивнул головой:
– Пистолеты. Они умеют стрелять. Их все боятся.
Корытин хмыкнул. Все это было не очень великой новостью для него: чеченцы, их повадки, скотина, которая "размножалась": купленные за водку колхозные телята или просто украденные в другом колхозе, оттуда - сюда, отсюда - туда, вот и "размножение". Хитрость невеликая. Но прежде отец чеченцев в свои хутора не пускал, зная их. Да они сюда и не стремились. Колхоз - крепкий, председатель - в силе,
Потом ездили по полям, просто смотрели. Пшеницу, которая уже наливалась, желтея; серебристый ячмень и зацветающий подсолнух. Особенно хорошо все это гляделось с высоты, с увала ли, с кургана. Просторная земля переливалась под солнцем, словно праздничный плат: сияние ячменных полей, темное золото пшеничных, сочная зелень кукурузы, фиолетовая чернота паров.
4
Уезжали неблизко, а поломалась машина посреди хутора. К магазину подъехали - и загромыхало. Слава богу, поломка оказалась не больно серьезной. Но нужны были болты да гайки.
– К Моргуну!
– решительно сказал мальчик.
– Он - рядом, и у него все есть.
Потихоньку доковыляли до моргуновского двора. Хозяин был дома: приехал на обед и уже сидел за столом, возле летней кухни.
– Пообедаем, потом будем глядеть, - сказал он как отрезал.
– Садитесь, садитесь...
– приглашала хозяйка.
– Щей ныне наварила со свининой. Нашенские щи, хуторские, покушайте.
Пахучие огненные щи в белом обводье тарелки пламенели от помидоров, красного болгарского перца, кружили голову духом молодой капусты, морковной и луковой заправы, свежей зелени, переливались тяжелыми разводьями жира, не дающего быстро остыть вареву.
Хлебали и хлебали молча, до пота. Спасибо, на ветерке стол был накрыт, под развесистым кленом.
А потом ели золотистую нежную утятину из черной жаровни. И шкварчащие горячие вареники в желтом коровьем масле. А на закуску - тонкие кружевные блинцы с каймаком. И холодное, лишь из погреба, кислое молоко белыми глыбками.
Гости от стола отвалились еле отдыхиваясь. А хозяин встал как ни в чем не бывало.
– Теперь жальтесь. Чего за беда?
Корытин объяснил.
– Пошли глянем, - сказал Моргун. Он был ростом невелик, телом кубоват, ходил вперевалку.
– Поглядим, может, и найдем.
Миновали чистый прибранный двор, потом - скотьи базы, просторное гумно, сенник да дровник. А дальше... Словно здесь размещалась какая-то база ли, склад. Штабеля строевого леса, досок, аккуратно накрытые рубероидом. Стопы шиферной кровли, оконные переплеты, дверные коробки, стеновые блоки, бетонные плиты, перемычки, трубы, рулоны металлической сетки и какие-то коробки, ящики на подставках, тележки, вагончик на колесах, трактор и даже автокран.
Корытин приостановился, потом догнал хозяина.
– Ну, ты даешь...
– восхищенно проговорил он.
– "Сельхозтехника", "Агроснаб", "Сельхозстрой" - все вместе.
– Сгодится...
– добродушно помаргивая, сказал хозяин.
– Дети строиться будут, внуки - все в дело пойдет.
– Откуда напер?
– Нет-нет... Ни грамма не воровал, - упреждая упреки, открестился Моргун.
– Вот тебе крест святой. Лишь брошенное забирал. Ныне его по степи... В "Октябре", в "Пролетарии", в "Комсомольце", - называл он окрестные, близкие и далекие, колхозы.
– Все покидали. Ничего не нужно. Кошары, полевые станы, фермы. Раньше строили, теперь - не к рукам. Забирай под гребло.