Пионовый фонарь
Шрифт:
– Вот и проси прощения. И ты тоже, Кими!
Служанки извинились перед Коскэ и поздравили его. Тогда Иидзима повернулся к О-Куни.
– Слушай, Куни, - строго сказал он, - Ты подозревала Коскэ сильнее всех. Ты пинала его и била. Проси у него прощения... Что же ты? Даже я извинялся, кланяясь ему до земли! Тебе же надлежит извиниться еще более учтиво!
О-Куни была вне себя от разочарования и злости. Ее замысел снова сорвался.
Мало того что нашлись деньги, ее еще заставляют просить извинения у этого Коскэ! Обида была нестерпимой,
– Прости, пожалуйста, Коскэ, - пробормотала она.
– Я очень виновата перед тобой...
– Это все пустяки, - сказал, усмехаясь, Коскэ.
– Деньги нашлись, и хорошо.
Я-то думал рассказать кое-что господину перед смертью...
Иидзима поспешно перебил его:
– Не надо, Коскэ, ничего не рассказывай. Молчи, если любишь меня.
– Не буду, извините, господин, - сказал Коскэ.
– Но вот какое дело. Если деньги нашлись, то как попал в мои вещи кошелек?
– Как!
– воскликнул Иидзима.
– Разве ты не помнишь? Ты как-то сказал, что тебе хотелось бы иметь какой-нибудь старый кошелек. Я тогда и подарил тебе этот...
– Да не говорил я...
– Ты сказал, что тебе нужен кошелек!
– Да на что мне, дзоритори, шелковый кошелек?
– У тебя скверная память, друг мой.
– У вас память еще хуже моей! Вы забыли даже, куда перепрятали сотню золотых...
– Это тоже справедливо. Одним словом, все кончилось хорошо, и пусть всех угостят чашкой гречневой лапши.
Иидзима не сомневался в верности Коскэ. Деньги действительно пропали, но он знал, что Коскэ не мог их украсть, и показал О-Куни другой сверток с золотом.
Дело было таким образом улажено, и если Иидзима любил Коскэ, то Коскэ готов был пойти на смерть за господина в любой момент. Кончился месяц, наступило третье августа. Завтра господин свободен от службы и хочет отправиться с Гэндзиро ловить рыбу на Накагаву... Сегодня ночью Гэндзиро, разумеется, опять заберется к О-Куни. Коскэ был уже сам не свой от беспокойства. "Если мне не удастся уговорить господина отказаться от рыбной ловли, - думал он, я подстерегу этого мерзавца Гэндзиро в коридоре у лестницы на второй этаж.
Коридора ему не миновать, поскольку О-Куни спит на втором этаже. Я заколю его, затем кинусь наверх и прикончу О-Куни и там же, не сходя с места, вспорю себе живот. Тогда, конечно, не будет ни шума, ни огласки..." Так Коскэ хотел отблагодарить своего господина за все благодеяния: но прежде следовало попытаться отговорить его от завтрашней рыбной ловли.
– Господин, - сказал Коскэ, - вы все-таки собираетесь завтра на Накагаву?
– Да, - ответил Иидзима.
– Покорно прошу простить меня за настойчивость, но я опять беру на себя смелость просить вас отказаться от этого намерения. Ведь мы только что похоронили барышню...
– Слушай, - Коскэ, - сказал Иидзима.
– Я очень люблю рыбную ловлю, а других удовольствий у меня в жизни нет. Почему я должен отказываться от этого? Ты знаешь, как я устаю
– Нельзя вам развлекаться возле воды, - убеждал Коскэ.
– Ведь вы не умеете плавать... Ну ладно раз уж вы так твердо решили, позвольте мне завтра сопровождать вас. Возьмите меня с собой...
– Да ты же рыбную ловлю терпеть не можешь! Никуда я тебя с собой не возьму.
И что за склонность портить мне удовольствие! Отстань от меня, пожалуйста.
– Тогда придется со всем сегодня покончить, - пробормотал Коскэ. Благодарю вас за ваши милости, господин мой.
– Что-что?
– Простите, это я о своем... Я вот что хотел сказать вам, господин. С первого же дня, когда я пришел к вам, вы отличали меня своей благосклонностью на зависть всем другим, и этого я не забуду после смерти. Когда я умру, я стану призраком и буду охранять вас от всяких бед... И вот еще что. Прошу вас, кушайте поменьше водки. Без водки вы почти глаз не смыкаете, а когда выпьете, спите как убитый. Оно конечно, водка помогает рассеяться, поэтому кушайте понемногу на здоровье, но не напивайтесь допьяна, ведь как бы хорошо ни владели вы мечом, злодей вас в таком состоянии возьмет голыми руками... Вот о чем беспокоюсь я больше всего!
– Не смей говорить мне таких вещей, - сердито сказал Иидзима. Поди прочь.
Коскэ поднялся и пошел из покоев, но при мысли о том, что он видел сейчас господина в последний раз, он остановился, не в силах уйти, и снова взглянул на Иидзиму. Глаза его были полны слез. Иидзиме это показалось странным. Он скрестил руки на груди и на некоторое время задумался, склонив голову. А Коскэ направился в прихожую, взял пику, висевшую над входом, и осмотрел ее, снявши чехол. Наконечник пики был весь красный от ржавчины. Коскэ спустился в сад, принес точило и принялся затачивать наконечник. За этим занятием его застал Иидзима.
– Что это, Коскэ?
– с любопытством осведомился он.
– Что ты делаешь?
– Это пика, - сказал Коскэ смущенно.
– Я спрашиваю: зачем ты точишь ее?
– Да уж слишком она ржавая. Даже в наше спокойное время в дом могут ворваться какие-нибудь бандиты, так разве такой пикой с ними управишься?.. Вот я и решил привести ее в порядок, благо мне сейчас все равно делать нечего.
Иидзима усмехнулся.
– На что же ты годишься, - если не можешь проткнуть человека ржавой пикой?
Если у тебя рука мастера, ты самой ржавой, самой тупой пикой пробьешь железную доску толщиной в палец... Так стоит ли точить? Тем более что ненавистного тебе человека лучше всего убивать именно ржавой пикой. Ему больнее, а тебе приятнее...
– Ваша правда!
– проговорил Коскэ, пошел и повесил пику на место, а Иидзима вернулся в свои покои.
Вечером явился Гэндзиро, и было устроено пиршество. О-Куни распевала нагаута, подыгрывая себе на сямисэне не то "Весенний дождик", не то еще что-то. Сидели до часа Крысы, по-нынешнему до полуночи, а затем отошли ко сну.