Писарь Первой конной
Шрифт:
Все просто. Сотник все-таки решил меня привлечь поработать в качестве писаря. В сотню прибыло пополнение. Нужно было набело переписать черновые списки, заполнить ведомости на получение дополнительного обмундирования и прочее. Вот «дядя» меня и посадил за эти бумаги. Правда сильно удивился, когда увидел мой почерк, насколько он изменился по сравнению с настоящим Митиным, но выбора у него особого не было. Я, еще будучи у красных постоянно тренировался в каллиграфии и сейчас пишу вполне разборчиво.
В это время сотника вызвали в штаб
Я предполагал, что сотник обязательно кого-нибудь пошлет проследить за мной, поэтому передать документ где-то по дороге было бы проблематично.
Объяснил Ирине, где взял план и что он из себя представляет. В этот раз мы с ней пошли в парк. Здесь действительно народу было немного и думаю, следить за нами было сложнее. У входа в парк я купил букет астр у цветочницы и вручил их девушке. Мы прошли до скамейки и присели. Парк находился на небольшой возвышенности и отсюда открывался прекрасный вид на Волгу и степь за ней.
— Почему ты на стороне красных? — спросил я Ирину. Она удивленно на меня посмотрела.
— Зачем тебе это?
— Просто, хочу понять, почему люди выбирают ту или иную сторону? — сказал я. Не буду же объяснять, что, хотя и помогаю красным, но сам так еще и не решил на чьей же я стороне.
Ирина помолчала, потом сказала:
— Помнишь, в первую нашу встречу, я говорила, что мой отец погиб на фронте, так вот, это не правда. Отец погиб в 1905 году на баррикадах Пресни в Москве. Я тогда еще была маленькая. После разгрома восстания в Москве, каратели врывались в дома рабочих, выводили на улицу, расстреливали, иногда целыми семьями. Нам помогли товарищи отца, мы бежали из Москвы в Царицын. Здесь нас никто не знал, начали жить заново. Поэтому я помогаю Красной армии.
— Красная Пресня, — сказал задумчиво я.
— Красная Пресня? — удивилась Ирина.
— Да, так назовут этот район города Москвы в будущем, когда победит Красная армия.
— Ты откуда знаешь? — спросила Ирина.
— Предполагаю.
— Да, я забыла тебе сказать. Просили передать, что, если я не приду, есть еще один способ связи.
— Почему ты не придешь? — удивился я.
— Все может случиться. Если меня арестуют, например.
— Но, если все так плохо, зачем тебе подставляться, я и так передал достаточно информации. Уезжай, скройся где-нибудь.
— Нет, пока наши не возьмут город, я нужна здесь!
— Чертовы фанатики, — выругался я, — ты девушка, пусть в этой войне воюют мужчины, это их дело.
— Не бойся, я и под пытками тебя не выдам, — сказала Ирина, щеки у нее налились румянцем.
Я помолчал, стараясь успокоиться. Не выдаст. Дура! Здесь не в игры играют. Каждый день ходит по лезвию бритвы.
— Ладно, пойдем покажешь дополнительный источник для связи, — сказал я немного успокоившись.
Только вышли из парка как нос к носу столкнулись с Виктором, с тем самым Виктором, с которым я познакомился у Божены. Тогда я узнал, что Виктор бежал к белым. Сейчас он был в военной форме английского образца, в обмундировании, присланном Деникину англичанами. Рядом с ним два таких же, как он солдата. Меня Виктор узнал сразу.
— Ого, какие люди, — преградил он мне дорогу, — а кто говорил, что красные победят?
Его товарищи прошли немного вперед и остановились поджидая.
— Дядю случайно встретил, — ответил я, — он сотник, сейчас здесь служу в его сотне. Мы не виделись с ним с четырнадцатого года.
— Неожиданно... — Виктор с недоверием смотрел на меня, — больно шустрый ты писарь и с девушкой уже...
— Не переживай, — сказал я, — контрразведка меня уже допрашивала, претензий ко мне нет.
— А, ну если так, — с сомнением сказал Виктор, — я только рад. В этой войне ты выбрал правильную сторону.
— Тогда бывай, — я глазами показал на Ирину, — нам надо идти.
— А, конечно, — Виктор отошел в сторону, пропуская.
— И кто это был? — спросила Ира.
— Так, в госпитале познакомились, еще у красных. Он ждал, когда придет Белая армия. Я ему сказал, что в ближайшее время ждать нечего, в этой войне победят красные. Он не стал ждать, перешел линию фронта и как видишь здесь.
— Ты знал, что он сочувствует белым и никому не сказал? — аж задохнулась от возмущения Ирина.
— А кому я должен был сказать? — спросил я. — В ЧеКа донести? Каждый человек имеет право высказать свое мнение. Вовсе не обязательно за это хватать и сажать в тюрьму.
— Так он же теперь будет воевать против нас! — щеки Ирины пылали румянцем. — Ты что, не понимаешь? Под его пулями будут гибнуть наши товарищи.
— Плетью, обуха не перешибешь, — сказал я, — вряд ли его появление в Белой армии как-то изменит ход истории...
— Ну, знаешь... — Ирина не могла найти слов от возмущения.
— Успокойся, — взял я ее за руку, — разговор в таком тоне привлекает к нам ненужное внимание. Сделай глубокий вдох, выдох и разговаривай нормально.
— Хорошо, — Ирина надолго замолчала, потом сказала: