Писатели и советские вожди
Шрифт:
31 мая Сталин и Молотов написали Горькому:
По нашему мнению, Вам обязательно нужно поехать в Париж на съезд писателей, если, конечно, состояние здоровья позволит [683] .
Находясь в Тессели, Горький продолжал готовиться к конгрессу, работать над докладом; он прочел присланный ему Лупполом доклад о культурном наследстве и отозвался на него письмом [684] . 4 июня Горький пишет в Ленинград Федину, Слонимскому и Тихонову:
683
Большая цензура. С. 385.
684
М. Горький и советские писатели. Неизданная переписка. Литнаследство. Т. 70. М., 1963. С. 277.
Год у меня — трудный <…>, а вот тут надо к парижанам ехать на старости лет [685] .
8 июня Горькому выдали заграничный паспорт [686] , но воспользоваться им ему не пришлось.
Не поехал в Париж и Шолохов; 15 мая Щербаков сообщил Горькому:
Шолохов попросил т. Сталина освободить его от поездки Париж. И. В. дал согласие и предложил наметить другого кандидата. И. В. также дал
685
Федин К.Собр. соч.: В 12 т. М., 1986. Т. 10. С. 374.
686
Летопись жизни и творчества А. М. Горького. М., 1960. Т. 4. С. 492, 494.
687
Архив А. М. Горького. М. Горький и советская печать. М., 1964. Т. X. Кн. 1. С. 372. Отметим, что с конца ноября 1934 г. почти два месяца Шолохов ездил по Европе (Стокгольм, Копенгаген, Лондон, Париж); в столице Франции он, видимо, встречался с Эренбургом (в довоенные годы у них были хорошие отношения); о пребывании Шолохова в Париже упоминает 21 января 1935 г. Л. М. Козинцева-Эренбург в письме В. А. Мильман («Сегодня в Москву уезжает Шолохов, он был здесь два дня»; собрание автора).
Политбюро согласилось освободить Шолохова по его просьбе от поездки на конгресс 21 мая (отсюда и фраза Горького «завидую Шолохову»).
Вместо Горького и Шолохова в состав делегации включили Федора Панферова (возможно, в пику Горькому, резко критиковавшему прозу Панферова в печати). От Закавказья были назначены малоизвестный армянский прозаик Баграм Алазан и грузинский поэт Галактион Табидзе (не пустили в Париж не менее знаменитого Тицана Табидзе; через два года он был расстрелян); зато украинскую квоту увеличили: Тычина, Микитенко, Панч и молодой, но политически перспективный Корнейчук; Белоруссию представлял Якуб Колас.
Эренбург, заручившись поддержкой А. Мальро и А. Жида, настаивал на включении в советскую делегацию хорошо известных на Западе Бабеля и Пастернака; однако время шло, открытие конгресса приближалось, а состав делегации оставался неизменным. В мемуарах Эренбург пишет, что, когда в Париж приехала делегация из Москвы без Бабеля и Пастернака, «французские писатели обратились в наше посольство с просьбой включить автора „Конармии“ и Пастернака в состав советской делегации» [688] . (Заметим, что первая группа делегатов из СССР прибыла в Париж 18 июня («Известия», 20 июня); видимо, в тот день и последовал демарш А. Жида и А. Мальро в советское посольство) [689] . В биографии Пастернака есть такие подробности: «За Пастернаком (он жил тогда в доме отдыха „Узкое“ под Москвой. — Б.Ф.) послали машину. Он отказался ехать, ссылаясь на болезнь, но приехавший за ним передал слова секретаря Сталина Поскребышева, что это приказ и обсуждению не подлежит. На следующий день 21 июня, когда конгресс уже открылся, он в сшитом за сутки новом костюме и пальто выехал вместе с Бабелем в Париж» [690] . В воспоминаниях вдовы Бабеля А. Н. Пирожковой рассказывается о том, что было после того, как Сталин распорядился отправить Бабеля и Пастернака в Париж: «Оформление паспортов, которое длилось обычно месяцы, было совершено за два часа. Это время в ожидании паспорта мы с Бабелем просидели в скверике перед зданием МИДа на Кузнецком мосту. Возвратившись из Парижа, Бабель рассказал, что всю дорогу туда Пастернак мучил его жалобами: „Я болен, я не хотел ехать, я не верю, что вопросы мира и культуры можно решать на конгрессах… Не хочу ехать, я болен, я не могу!“ В Германии каким-то корреспондентам он сказал, что „Россию может спасти только Бог“. „Я замучился с ним“, — говорил Бабель» [691] . «Путешествие мое с Пастернаком достойно комической оперы», — сообщал Бабель из Парижа московской знакомой [692] . Документально же известно лишь следующее: решение Политбюро о поездке Бабеля и Пастернака на Парижский конгресс было срочно 19 июня (за два дня до заседания Политбюро) принято поименным опросом («за» проголосовли Калинин, Сталин, Андреев, Каганович, Молотов, Жданов и Микоян, против — Ворошилов, как и Буденный, не принимавший «Конармии») [693] .
688
Эренбург(1, 519).
689
В «Воспоминаниях» Шаламова (М., 2001. С. 334) Пастернак рассказывает это не так, сводя дело к телеграмме Эренбурга («офицера связи между Западом и Востоком») и путая фамилии делегатов.
690
Пастернак Е.Борис Пастернак. Материалы для биографии. М., 1989. С. 513.
691
Воспоминания о Бабеле. М., 1989. С. 263.
692
Бабель И.Собр. соч.: В 4 т. М., 2006. Т. 4. С. 337.
693
Счастье литературы. С. 194.
19-го же июня вечером в Париж прибыла вторая группа советских писателей [694] . На следующий день «Правда», сообщив, что первая группа советских делегатов прибывает (!) на конгресс, и, назвав М. Кольцова «ранее прибывшим в Париж», написала: «На международный конгресс писателей в защиту культуры в Париж выезжают вернувшиеся в Москву (! — Б.Ф.) И. Бабель и Б. Пастернак, входящие в состав делегации Союза советских писателей» — это сообщение сразу же (еще до открытия конгресса) должно было успокоить его организаторов, а советским читателям задержку с отъездом Бабеля и Пастернака объяснить тем, что этих писателей якобы не было в столице. Заметим, что парижские «Последние новости» 21 июня, повествуя о прибытии советских писателей на конгресс, информировали своих читателей: «Ожидаются еще Бабель и Пастернак» [695] .
694
Последние новости. Париж. 1935. 21 июня.
695
Сюжет, связанный с поездкой Б. Л. Пастернака на конгресс, скрупулезно исследован в главе «Поездка в Париж» фундаментальной монографии Л. Флейшмана «Борис Пастернак и литературное движение 1930-х годов» (СПб., 2005).
А вот как живописно обо всем этом рассказывает Н. Берберова в книге «Железная женщина»: «Наступил третий день конгресса (то есть 23 июня! — Б.Ф.) и отсутствие Бабеля и Пастернака начало смущать президиум. Эренбург терял голову. Жид и Мальро отправились в советское посольство на улицу Гренель просить, чтобы
696
Берберова Н.Железная женщина. М., 1991. С. 238–239.
В советской печати работу конгресса освещали корреспонденции ТАСС и сообщения четырех спецкоров: Михаила Кольцова в «Правде», Ильи Эренбурга в «Известиях», Овадия Савича в «Комсомольской правде» и бывшего русского поэта, а затем французского писателя-коммуниста Владимира Познера в «Литературном Ленинграде». Характер нужной «Известиям» информации Эренбург заранее, 8 июня, выяснил в письме главному редактору газеты Н. И. Бухарину:
Вопрос как поставить информацию для «Известий». Какое место хотите Вы отвести? Передавать телеграфом или не нужно? Съезд будет продолжаться пять дней. Открывается 21. Если телеграфом, известите вперед, так как мне нужно раздобыть машинистку, чтобы она все переписывала латинскими буквами — у меня будет немало хлопот и без этого. Хотите ли Вы также впечатления наших делегатов? Сообщите, с кем договорились, чтобы не вышло недоразумений, повторений и пр. Хотите ли иностранцев — статьи или речи? Я слыхал, как К<ольцов> просил у Блока статью для «Правды» о задачах съезда. Словом, обо всем сообщите мне вперед [697] .
697
Эренбург.Письма. Т. 2. С. 172–173.
В связи с конгрессом у Эренбурга была прорва забот, не только политических и журналистских. «Размещением делегатов в Париже, — писали „Последние новости“ 23 июня, — так сказать, их квартирьером является старый парижский житель Илья Эренбург». И это еще не все. Советские делегаты не говорили по-французски, нанять для них профессиональных гидов было не по средствам, и Эренбург мобилизовал для этого жен своих русских приятелей, живших в Париже (писателя и журналиста О. Савича, художников Н. Альтмана и С. Фотинского и др.; Альтман и Фотинский, кстати сказать, делали зарисовки участников конгресса: Альтман для парижского журнала «Lu» [698] , а Фотинский для «Литературной газеты» [699] ). Вот фрагмент из воспоминаний жены О. Савича: «Эренбург занимался и крупными и бытовыми вопросами конгресса. Даже подбором переводчиков для делегатов, не знающих французского. Все его русские друзья были мобилизованы. К Фотинским прикрепили Анну Караваеву. Она ежедневно агитировала жену Фотинского француженку Лиан за СССР. Летом в Париже стоит невыносимая духота и город пустеет. Караваева говорила Лиан: „Духота у вас тут. А у нас в СССР вот такие горы снега!“. „Как? — ужасалась Лиан. — Даже летом?“ Мне достались Микитенко и Корнейчук. Корнейчук был еще молоденький и веса не имел. Микитенко поэтому вел себя так, чтобы я занималась только им. Впрочем, его интересовал не столько Париж, сколько фривольные журналы. Вместо Тициана Табидзе на конгресс направили Галактиона. Он не понимал по-французски, но услугами сопровождающих не пользовался. Пошел слух, что он интересуется наркотиками… Помню удивление Эренбурга: как это, не зная языка, Галактион нащупал то, что ему было нужно… Николай Семенович Тихонов упивался Парижем, ходил ночами по городу, был настроен безумно лирически, писал изумительные стихи. Он даже как-то отдалился от нашей делегации и почти все время проводил с Эренбургами и с нами. Его „Парижская тетрадь“ рождалась на наших глазах [700] . Борис Леонидович Пастернак приехал на конгресс больным. Эренбург встретил его и опекал, а Пастернак все время жаловался: „Я болен, а меня заставили приехать, они меня насильно привезли“ и т. д. Это тревожило и пугало Эренбурга — Пастернака пустили в Париж по его настоянию, а вдруг Б. Л. повторит с трибуны то же, что все время говорил нам. Но Бориса Леонидовича ждал триумф: когда послышалось его характерное мычание, зал разразился овацией. Речь Пастернака переводил Мальро, переводил со всем блеском своего таланта; он даже как будто продолжил ее от себя. Б. Л. стоял все это время на сцене. После выступления Пастернак за кулисами подавленно спрашивал только об одном: кто его проводит в гостиницу…» [701] .
698
В номере за 9 июля «Литературная газета» поместила рисованный портрет Пастернака работы Н. Альтмана со ссылкой на «Lu».
699
В номере за 5 июля помещены живые зарисовки пером специального корреспондента газеты Фотинского — портрет Барбюса и портрет Г. Манна вместе с А. Жидом.
700
Этот цикл стихов Н. Тихонова посвящен Л. М. Козинцевой-Эренбург.
701
Савич А. Я.Минувшее проходит предо мною // Диаспора. Париж; СПб., 2003. Т. V. С. 92.
Речь Пастернака — одна из легенд конгресса.
Вот свидетельства мемуаристов:
«Он (Пастернак. — Б.Ф.) написал проект речи — главным образом о своей болезни. С трудом его уговорили сказать несколько слов о поэзии. Наспех мы перевели на французский язык одно его стихотворение. Зал восторженно аплодировал» [702] .
«В Париже Эренбург прочел ученическую тетрадку, где Пастернак записал подготовленный в дороге французский текст своего предполагаемого доклада. Илья Григорьевич рассказывал, что это был литературный язык прошлого века, на котором нельзя было говорить. Тетрадку он разорвал и попросил Пастернака просто сказать несколько слов о поэзии. В своей книге Эренбург писал, что проект речи был посвящен главным образом болезни, но следствием болезни он счел очень существенную для Пастернака мысль, что культура не нуждается в объединениях и организациях по ее защите, надо заботиться о жизни и свободе людей, при этом культура возродится и утвердится сама по себе, как производное, как плод на этой почве. Пастернак появился на эстраде 25 июня и был встречен аплодисментами. Андре Мальро перевел речь Пастернака, — писал Эренбург, — и потом прочел его стихотворение „Так начинают…“ (в переводе на французский). Съезд ответил долгой овацией. Он понял, что значат слова Мальро: Перед вами один из самых больших поэтов нашего времени. Тихонов впоследствии говорил, что вместе с Мариной Цветаевой они составили из отрывочных фраз стенограммы текст, который был напечатан в отчете конгресса» [703] .
702
Эренбург(2, 69).
703
Пастернак Е.Борис Пастернак. Материалы для биографии. С. 513–514.