Писатели и советские вожди

Фрезинский Борис Яковлевич

Советские газеты о выступлениях Паз и Плинье не сообщали, ни слова не было сказано об этом и на отчете советской делегации в Союзе писателей 21 июля 1935 г. (Щербаков ограничился общим описанием:

Были выступления двух троцкистов. Этих троцкистов опять-таки не преувеличивая стерли в порошок <…> Эта кучка людей испробовала тактику классовых врагов, которые и у нас эту тактику осуществляют, пытались нагадить, напортить каким угодно способом. Не вышло [744] .)

744

РГАСПИ. Ф. 88. Оп. 1. Ед. хр. 400. Л. 14.

Не упоминает Виктора Сержа и Эренбург в пространных мемуарах «Люди, годы, жизнь» (сказать всей правды о делах такого рода в условиях жесткой цензуры он себе позволить не мог, а иногда, быть может, и не хотел — приходилось выбирать умолчание).

О «полемике» на парижском конгрессе вокруг дела Виктора Сержа рассказывается в «Устной книге» Н. Тихонова: «Однажды мне вдруг сказали, что я должен выступить вот по какому случаю. В Ленинграде арестован троцкист, которого зовут Виктор Серж (я понятия не имел, кто это такой [745] ), и по этому поводу завтра утром на заседании будет выступать Мадлен Паз [746] , и я должен ей отвечать. Тогда я спросил: „А почему я?“. „А потому, — мне сказали, — что вы из Ленинграда. Больше никого из Ленинграда тут нет“ [747] . Я говорю: „Я совершенно ничего не знаю, ни этого Виктора Сержа, ни что он там натворил“. „Ну все равно вы должны выступать“. Когда я на следующий день пришел на заседание, я попросил показать мне Мадлен Паз. Она что-то записывала в блокнот. Она была высокая, черноглазая, низко опущенные

на уши черные волосы, черное платье, белоснежный воротничок. В публике было много белогвардейцев. Мадлен Паз выступила. Мне переводили, но это, собственно, роли не играло, я заранее знал, в чем соль ее выступления, и у меня был готов ответ, я бы сказал якобинский такой. Я был очень зол: какого черта я должен выступать против какого-то там Сержа? Одним словом, я выступил так, что они затихли. На этом и надо было кончать. Но дело в том, что меня переводил француз, и переводил неточно, безжизненно и, видимо, делал какие-то ошибки, и мои противники ко мне придрались. Мадлен Паз выступила второй раз и сказала, что ее не удовлетворяет ответ (то есть перевод этого француза окаянного). Надо было против нее кого-то выставить. Выступил Эренбург. Ничего не подействовало. Паз взяла слово в третий раз. Тогда от нас выступил я не помню кто — то ли Панферов, то ли кто-то еще [748] . В общем получился какой-то нехороший оттенок. И все решил Андре Жид. Он имел тоща очень большой авторитет, и он сказал: „Довольно! Мы запрещаем вам задевать страну Советский Союз, которую мы любим. Свою любовь к ней мы выражаем прежде всего тем, что полностью, всем сердцем нашим и умом, доверяем ей!“ [749] . А после него взяла слово Анна Зегерс. Она выступала очень резко и сказала так: „Вы говорите в то время, когда летят головы моих друзей. В Германии рубят головы, вы это представляете себе?“ И она так страстно и так замечательно говорила, что наши противники потеряли опору и начали отступать, и все кончилось в нашу пользу» [750] .

745

В. Серж, состоявший в Ленинградском союзе писателей, пишет в мемуарах о знакомстве с Тихоновым, с которым «поддерживал дружеские отношения» и переводил на французский его «прекрасные эпические баллады» ( Серж В.От революции к тоталитаризму: Воспоминания революционера. С. 388).

746

Французская журналистка и писательница, в 1920-е гг. участница троцкистской оппозиции в ФКП, исключенная из ФКП в 1927 г., а затем социалистка Магдалена Паз (Маркс) и ее муж адвокат, коммунист, потом социалист Морис Паз были друзьями В. Сержа, они издавали журнал «Контр ле куран» («Против течения») и принимали активнейшее участие в кампании за освобождение В. Сержа, а потом работали в «Комитете по расследованию московских процессов — в защиту свободы мнений в революции». На XV съезде ВКП(б) Мориса Паза и его «троцкистский» журнал упоминал С. А. Лозовский; имя Паза фигурирует и в резолюции «О троцкистской оппозиции» пленума Исполкома Коминтерна 18 февраля 1928 г.

747

Так ответить Тихонову не могли, поскольку в делегацию входил А. Толстой, живший тогда в Ленинграде. Текст речи Тихонова был подготовлен М. Кольцовым и согласован с полпредом (см. с. 365 /В файле — глава «Международное антифашистское…», часть «III. Первый антракт…», раздел «2. Отпор Виктору Кину» — прим. верст./).

748

Выступил В. Киршон. Характерно, что и А. Караваева в книге очерков «Июнь в Париже», посвященной конгрессу, перечисляя выступавших с ответом М. Паз, не упоминает расстрелянного Киршона, как, впрочем, и оклеветанного А. Жида, зато широко использует живописные клише конца 1930-х гг.: «вылазка кучки отщепенцев», «троцкистские подонки», «опозоренная шайка» и т. д. ( Караваева А.Собр. соч.: В 5 т. М., 1958. Т. 5. С. 317).

749

Вспоминал ли А. Жид эти слова через два года, когда на Втором международном антифашистском конгрессе писателей, куда не был допущен, в его огород летели комья грязи, но никто и не пытался его защитить?

750

Вопросы литературы. 1980. № 8. С. 173–174. «Как ни нарочито „глуповат“ и „наивен“ рассказ Тихонова, он явно представляет собою попытку самооправдаться задним числом — причем сразу перед двумя адресами: перед историей и перед начальством», — замечает Л. Флейшман в книге «Борис Пастернак и литературное течение 1930-х годов» (С. 336).

«Правда» 26 июня сообщила об этом с присущей советской прессе полнотой информации: «Затем французский писатель Андре Жид, немецкая писательница Анна Зегерс и советские писатели тт. Тихонов, Эренбург, Киршон при бурных овациях делегатов дали резкий отпор двум троцкистам, пытавшимся использовать трибуну конгресса для гнусных антисоветских выпадов».

Со стороны советских делегатов никаких (ни явных, ни тайных) движений в защиту Виктора Сержа, разумеется, не было, хотя можно понять стремление исследователей их обнаружить (Так, Л. Флейшман в первом издании чрезвычайно информативной монографии «Борис Пастернак в 30-е годы» строки из письма Пастернака жене 14 августа 1935 г.: «Исхода письма Калинину, правда, жду, как чего-то нашего с тобой, как ребенка: родим свободу Виктору» — трактовал, как относящиеся к Сержу, со всеми вытекающими отсюда политическими дивидендами для своего героя [751] ; во втором издании — СПб., 2005 — эта трактовка снята: как убедительно показали комментаторы писем Пастернака, речь идет о другом человеке [752] ).

751

Флейшман Л.Борис Пастернак в 30-е годы. Иерусалим, 1984. С. 251.

752

Пастернак Б.Письма З. Н. Пастернак; Пастернак З. Н.Воспоминания. М., 1993. С. 445.

Н. Берберова выступления в защиту В. Сержа описывает так: «На второй день произошел инцидент во время выступления Андре Бретона; он задал несколько вопросов о сталинизме, о Сталине, о системе управления в Советском Союзе, а также о Викторе Серже, троцкисте, французском писателе, чудом вырвавшемся из Советского Союза совсем недавно. Но вопросы бывшего коммуниста, ушедшего из партии, первого поэта среди дадаистов, основателя сюрреализма, остались без ответов. Арагон и Эренбург не дали слова ораторам по этим вопросам и прекратили выкрики с мест. Мальро пытался дать слово друзьям Сержа, но ему не дали это сделать. Кольцов заявил, что Серж замешан в убийстве Кирова. В зале раздался свист» [753] . (Увы, опровержения требуют много места: о Серже говорили не на второй день конгресса; А. Бретон на конгрессе не выступал; в тексте его речи, зачтенной П. Элюаром, о Серже не говорилось; прочие подробности также имеют мало общего с тем, что было на самом деле).

753

Берберова Н.Железная женщина. С. 238.

В Записках А. С. Щербакова эти события описаны конспективно; имя Сержа при этом не упоминается: «Третий день — день провокаций. История с поддельным письмом М. Голда. Выступление сюрреалистов. Дайте слово Мадлен Паз. Разговор (резкий) с Эренбургом в Демагог (эта фраза зачеркнута самим Щербаковым. — Б.Ф.). Утро четвертого дня — выступления троцкистов. Ответы. Колебания друзей. Вышвыриваем белых. Жид мрачен. Мальро отказывается от секретарства. (Обострение отношений Мальро и Арагона. В Юманите ни слова о речи Мальро). Разговор с Эренбургом. Совещание у Барбюса в Монде о проекте решения. Фракция. Совещания делегатов. Колебания англичан по вопросу о резолюции. Зацепили через практические вопросы. Совещания по вопросу о составе Бюро. Жид и французы о Бабеле и Пастернаке. Совещание секретариата. Мальро крутит. Последний вечер. Толпы, полиция, зал. Выступления Киршона, Пастернака, Бабеля. Вечер напряжения. Попытки троцкистов прорваться на трибуну. Обрабатывают Вильдрака. Контратака через Лахути. Появление Леона Блюма. Срочные поиски Вайяна (Кутюрье. — Б.Ф.) Блюм не получает слова» [754] .

754

РГАСПИ. Ф. 88. Оп. 1. Ед. хр. 467. Л. 6.

Анри Барбюс в письме Щербакову 4 июля 1935 г. подвел итоги конгресса, и обо всем, что касалось Виктора Сержа, он написал подробно, но в осторожно многословных выражениях [755] . Прежде чем процитировать это письмо, приведу фрагмент из воспоминаний В. Сержа о встрече с Барбюсом в Москве в ноябре 1927 г.: «В первые же минуты я увидел его без прикрас, стремящимся ни во что не вмешаться вопреки себе, не видеть того, что заставило бы вмешаться вопреки себе, старавшимся завуалировать мысль, в которой не мог сознаться, уходя от прямых вопросов <…>

Фактически он стал приспешником тех, кто сильнее! Когда еще не было известно, чем завершится борьба, он написал на книге длинную дарственную надпись Троцкому, которого не осмелился повидать, боясь себя скомпрометировать. Когда я заговорил с ним о репрессиях, он притворился, что у него мигрень, что он не слышит. <…> Я, стиснув зубы, констатировал, что передо мной само лицемерие…» [756] .

755

Забавно, что в письме Барбюса, напечатанном на машинке, слова «Виктор Серж» везде вписаны от руки — машинистке эту «тайну» Барбюс не доверил; само письмо имело гриф «Весьма секретно».

756

Серж В.От революции к тоталитаризму. Воспоминания революционера. С. 288.

А теперь отрывок из письма Барбюса Щербакову:

Никаких значительных неприятных инцидентов не произошло. Мы опасались двух: одного со стороны сюрреалистов и другого — со стороны троцкистов. <…> Что касается троцкистов, они сосредоточили свои усилия вокруг дела Виктора Сержа. Мы устроили так, чтобы этот спор, инициатива которого принадлежала Мадлен Паз и бельгийскому писателю Плинье [757] , окруженным некоторым числом сторонников, развернулся на одном из немногих заседаний конгресса, которые не проходили в большом зале. Надо отметить, что ответ советских товарищей на хорошо подготовленное нападение Мадлен Паз в сентиментальном плане не был достаточно точным в части опровержения некоторых определенных подробностей, приведенных Мадлен Паз о якобы плохом обращении, которому подвергся Виктор Серж, а также того факта, что якобы его активные выступления против правительства СССР и партии, по ее уверению, были только в частных письмах к друзьям (что является неверным, хотя бы поскольку это относится к книге Панаита Истрати, документированной с полной очевидностью [758] ). Впрочем, большинство на Конгрессе ни в коей мере не присоединилось к Мадлен Паз, Плинье и их друзьям, и инцидент не распространился за пределы этого узкого заседания. Надо сказать, что Сальвемини в большом пленарном заседании на этот раз сделал недоброжелательный намек на дело Виктора Сержа [759] , что вызвало в зале несколько различных течений. По этому поводу напоминаю, что уже давно я особенно сигнализировал нашим товарищам о важности обстоятельства всяческого использования этого инцидента всеми врагами СССР во всех интеллигентских кругах и что равным образом я особенно просил, чтобы весьма обоснованный ответ на все преувеличенные или искаженные факты, которыми нам прожужжали уши, был представлен в президиум Конгресса.

Чтобы открыть скобки по этому вопросу, я думаю, что дело вновь всплывет именно вследствие этого инцидента, который, как я указывал, не повлиял на ориентацию Конгресса, но, как я заметил из отдельных частных признаний, получил отголосок в умах многих молодых писателей. Итак, я вновь повторяю то, о чем просил уже столько раз: надо было бы, чтобы в «Монде», например, можно было бы окончательно урегулировать это дело, являющееся одновременно и смешным и одиозным, о «преследованиях» и «невинности» Виктора Сержа. Меня неоднократно резко осуждали в газетах и в листовках за то, что я занимаю определенную позицию в этом деле, в котором противники, разумеется, играют на «свободе мысли и культуры» и пытаются отождествить советскую власть с фашистским режимом.

Все наши друзья, по их выражению, «отравлены» недостатком информации по поводу предполагаемых истязаний и корректной, якобы, позиции Виктора Сержа. Андре Жид употребил свой авторитет, чтобы помешать началу кампании по этому поводу в «Нуввель Ревю Франсез» [760] .

757

Бельгийский поэт Ш. Плинье, выступая на конгрессе, напомнил делегатам, что в то время, когда он с оружием в руках защищал русскую революцию, «многие из здесь присутствующих советских писателей стояли в стороне или сидели на Монпарнасе» — см.: Флейшман Л.Борис Пастернак и литературное движение 1930-х годов. С. 338.

758

Имеется в виду трехтомник «К другому пламени» (Париж, 1929), подготовленный после поездки Истрати в СССР; первый том был написан П. Истрати, второй — В. Сержем, третий — Б. Сувариным.

759

Г. Сальвемини — итальянский писатель, покинувший Италию после прихода к власти Муссолини, преподавал в США. Участник Парижского конгресса, он заявил в своем выступлении, что борьба с фашизмом затрудняется подавлением свободы мысли в СССР, и назвал имена В. Сержа и Л. Троцкого — см.: Флейшман Л.Борис Пастернак и литературное движение 1930-х годов. С. 336–337.

760

РГАСПИ. Ф. 88. Оп. 1. Ед. хр. 606. Л. 10–12.

Ромен Роллан добивается освобождения Виктора Сержа

Обращаясь с этим письмом к Щербакову, Барбюс, скорее всего, не знал, что 28 июня 1935 г. в Кремле между Сталиным и приехавшим в Москву по приглашению Горького Роменом Ролланом состоялся такой диалог (вся беседа продолжалась 1 час 40 минут):

« Роллан: Вы сослали Виктора Сержа на 3 года в Оренбург; и это было гораздо менее серьезное дело, но почему допускали, чтобы оно так раздувалось в течение двух лет в общественном мнении Европы. Это писатель, пишущий на французском языке, которого я лично не знаю; но я являюсь другом некоторых его друзей. Они забрасывают меня вопросами о его ссылке в Оренбург и о том, как с ним обращаются. Я убежден, что вы действовали, имея серьезные мотивы. Но почему бы с самого начала не огласить перед французской публикой, которая настаивает на его невиновности? Вообще, очень опасно в стране дела Дрейфуса и Каласа допускать, чтобы осужденный стал центром всеобщего движения.

Сталин:

(делая вид, что не знает о чем речь. — Б.Ф.)

Что же касается Виктора Сержа, я его не знаю и не имею возможности дать вам справку.

Роман: Ятоже его лично не знаю, лично я слышал, что его преследуют за троцкизм.

М. П. Роллан

(напоминая Сталину, кто такой Серж. — Б.Ф.):

Это французский писатель, внук Кибальчича, троцкист.

Сталин

(делая вид, что вспомнил, и пользуясь бессодержательными клише. — Б.Ф.):

Да, вспомнил. Это не просто троцкист, а обманщик. Это нечестный человек, он строил подкопы под Советскую власть. Он пытался обмануть Советское правительство, но это у него не вышло. По поводу его троцкисты поднимали вопрос на конгрессе защиты культуры в Париже. Им отвечали поэт Тихонов и писатель Илья Эренбург [761] . Виктор Серж живет сейчас в Оренбурге на свободе и, кажется работает там [762] . Никаким мучениям, истязаниям и проч., конечно, не подвергается. Все это чушь. Он нам не нужен и мы его можем отпустить в Европу в любой момент.

761

Сталин, как видим, оперативно информировался о том, что происходило на Парижском конгрессе (во всяком случае, о том, что было связано с троцкистскими делами); ну, а память у него тогда была цепкая. Скорей всего информация к нему поступала от М. Кольцова.

762

Бесчеловечные условия жизни в оренбургской ссылке В. Серж подробно описал в главе «Годы неволи. 1933–1936» книги «От революции к тоталитаризму. Воспоминания революционера».

Роллан

(улыбаясь <надеясь, что вопрос разрешен. — Б.Ф.>):

Мне говорили, что Оренбург — это какая-то пустыня.

Сталин

(надо думать, с внутренней яростью. — Б.Ф.):

Не пустыня, а хороший город» [763] .

В Москве Роллан имел еще одну встречу, на которой затрагивался вопрос о Викторе Серже, — встречу с главой НКВД Ягодой. Организовал ее, несомненно, Горький (Ягода ухлестывал за его невесткой, не оставляя дом Горького своим вниманием). Встреча с Ягодой так описана в «Московском дневнике Ромена Роллана»: «10 июля, среда… Вечером после ужина (я ужинал в своей комнате) я смотрю документальные фильмы <…> Затем беседа с Ягодой, давним и грозным шефом ГПУ, теперь наркомом внутренних дел. Разговор серьезный <…> Но когда речь заходит о Викторе Серже (Кибальчиче), я слышу глубоко презрительное мнение: его считают авантюристом, хулиганом, лжецом, человеком, для которого нет ничего святого. И все-таки разные ходатайства за него так утомили, что они, кажется, уже готовы его выпустить, несмотря на неприятности, которые он может или попытается причинить СССР, будучи за границей. Его слишком мало ценят, чтобы беспокоиться об этом. <…> Ягода обещает представить мне официальный рапорт о том, как живет и чем занимается Серж с момента ареста…» [764]

763

Источник. 1996. № 1. С. 143, 147, 148.

764

Вопросы литературы. 1989. № 4. С. 233–234.