Письма до полуночи

Сонин Максим

Экскурсии я запомнила плохо – кремль, кажется, церкви, церкви. По вечерам – идиотские мероприятия, в которых никому не хотелось принимать участие. Ночью – разговоры шепотом через провалы между узкими, скрипучими кроватями.

Лиза и тогда уже говорила больше, чем остальные девочки. Мы лежали с ней на соседних кроватях, и в первый день перед сном я услышала, как она бормотала:

– Любит не любит, любит не любит.

– Ты о ком? – спросила я шепотом.

– О Юрце, – честно сказала Лиза. – Думаю, скорее любит.

– Почему

ты так думаешь? – спросила я.

Юрец был на голову выше всех мальчиков и держался отстраненно. На переменах он уходил общаться с ребятами из восьмого класса. Из нашего класса он дружил только с Таней, и то потому, что она никогда не оставляла его в покое.

– Я разбираюсь, – сказала Лиза. – А ты нет.

– Хорошо, – сказала я – мне не очень-то и хотелось разбираться в такой фигне.

– Ты, когда подрастешь, поймешь, – сказала Лиза.

– Ты меня на месяц старше, – прошипела я и даже сама удивилась своей обиде.

Лиза долго молчала, а потом отвернулась от меня. Я тоже отвернулась и почти сразу задремала. Мне показалось, что кровать качается почти так же, как автобус, и я, последив пару минут за чернотой вокруг, провалилась в сон.

– Все хорошо, – сказала Таня, возникая будто из ниоткуда. Она уже убрала телефон.

– Как Алиса? – спросила я.

– В порядке, – сказала Таня и протянула мне пачку Мальборо – видимо, сходила в магазин, пока говорила по телефону.

– Это наша последняя пачка сигарет, – сказала Таня и сделала торжественное лицо. – Пообещай, что больше не будешь курить.

– После этой пачки? – спросила я.

– После этой пачки, – сказала Таня.

Вот так же четыре года назад она просила меня пообещать, что я никогда не перестану с ней дружить.

– Обещаю после этой пачки бросить курить, – сказала я.

– Я тоже обещаю, – сказала Таня и села рядом со мной.

– Что говорит врач? – спросила я, закуривая.

– Все будет хорошо, – сказала Таня, – ее скоро отпустят из больницы, только проверят еще что-то про моторику.

– Понятно, – сказала я.

– Она решила перевестись в другую школу. Только ты не говори никому, пожалуйста, ладно? Она мне по секрету сказала.

Таня села рядом со мной, щелкнула зажигалкой.

– Почему? – Я вдруг подумала, что нужно будет навестить Алису в больнице.

– Не знаю, она не говорит. Но, кажется… – Таня запнулась.

– Чего? – Я вздохнула и положила ей руку на плечо.

Мне было не очень комфортно к ней прикасаться, но я не могла никак иначе передать ей свою поддержку. Я не знаю, почему мне было так неприятно Танино тело. Я вспомнила, что в младших классах мы гораздо чаще касались друг друга.

– Не важно, – Таня покачала головой.

Я удивленно посмотрела на нее – мне почему-то не приходило в голову, что Таня и Алиса обсуждают между собой что-то личное. До того как Алиса попыталась покончить с собой, я вообще не думала о ней как о настоящем человеке – и, только сидя на скамейке

в Бирмаркете, я поняла, что у нее есть свои секреты.

– Почему нельзя говорить о том, что Алиса переводится? – спросила я первое, что пришло мне в голову.

– Ну, ей не хочется, чтобы кто-то в классе знал. Только мне рассказала и, кажется, Юрцу, – Таня улыбнулась.

– А ему почему? – Я почувствовала, что задаю слишком много вопросов: «Почему да почему?»

– А как ты думаешь? – Таня вывернулась из-под моей руки и уставилась на меня своими карими-карими глазами.

– Не знаю.

Я поняла, что совсем выпала из школьной жизни. То есть на самом деле никогда в нее и не погружалась. Просто из-за общения с Таней у меня всегда складывалось впечатление, что я примерно представляю себе, что происходит. На самом деле я бы не смогла даже сказать, сколько у нас в классе человек – двадцать девять или двадцать восемь.

– В общем, посмотрим, – сказала Таня и, толкнув меня плечом, добавила: – Зато я теперь точно знаю, что ты в него не влюблена.

Я еле подавила желание спросить почему. Явный признак того, что мне пора или еще выпить, или поехать домой и лечь спать.

– Еще пива? – спросила Таня.

– Я схожу, – сказала я и поднялась со скамейки.

Толпа расступилась передо мной, распалась на маленькие группки людей – и никому не было до меня дела. Я оглянулась и увидела, что Таня сидит, уткнувшись в телефон: один наушник свисал почти до самой земли, другой же исчезал в ее ухе. Ее глаза уже совсем высохли, но на щеках остались красивые розовые разводы.

Я смотрела на нее всего несколько секунд, но мысли успели пролететь по бесконечному и головокружительному коридору. Что-то я увидела в будущем странное и пугающее. Как мы будем дружить завтра? Как мы будем дружить через месяц и через год?

В баре было шумно, душно и жарко – у стойки выстроилась очередь. Я обогнула столик, за которым на высоких стульях сидела немолодая пара, и пробралась к кассе.

– Два Морт Субита, – сразу же протянула деньги.

Да, обходить очередь нехорошо, но с другой стороны – молодость на то и молодость. Угрюмый бородатый бармен протянул мне два бордовых стакана. Паспорта не попросил, на очередь только покосился. Рядом со мной стоял мужчина в костюме – когда я протолкнулась к кассе, он лишь развел руками и, улыбаясь, отступил в сторону. Все-таки какое-то впечатление я произвожу.

На улице у меня закружилась голова – подворотня показалась бесконечной подзорной трубой, в конце которой должны были загореться звезды. Я подняла взгляд и увидела черноту и мигающие огни одинокого самолета. Курить не хотелось, и я застыла, чтобы запомнить это мгновение. Мне было очень хорошо.

Таня сидела там же и улыбалась чему-то в телефоне. Я села рядом с ней, заглянула через плечо – на экране телефона проползла зелено-белая кайма Пикабу.

– Что читаешь? – Я протянула Тане стакан.