Письма героев
Шрифт:
Вскоре до берега донеслись хлопки минометов, первые пулеметные очереди, им вторил ружейный треск. На фоне характерного голоса русских штурмовых винтовок выделялись гулкие выстрелы британских «Энфильдов». Артиллерийский огонь по переправе прекратился, противник обстреливал позиции русской пехоты.
После короткой паузы движение по мосту возобновилось. Теперь успевшие переправиться подразделения возвращались на левый берег реки. Только машины высаживали пехоту под прикрытием обрыва, на берег авто поднимались пустыми, водители сразу старались выскочить из опасной зоны. Распоряжавшийся
Никифоров и Аристов взяв с собой отделение солдат перебрались к полевому командному пункту капитана Болотина. Бронетранспортер Виктора Климовича спрятался в низинке. Здесь же развернули медицинский пункт.
— Господин капитан, чем можем поддержать? — Андрей Аристов явно не собирался сидеть без дела пока другие дерутся.
— Связь нужна. У меня рация до штаба не дотягивает.
— Где твои?
— Эрбил. Это на той стороне. Пятьдесят верст по прямой, но что-то не ловит и не добивает.
— Наш батальон в Керкуке. Недавно переговаривались по голосовой. Давай, попробуем через наших связаться.
— Добро. Расклад прост. На нас давит около полка английской пехоты. У противника батарея легких гаубиц и полевые пушки. Можем не удержаться. У меня из артиллерии только взвод «Осликов».
— Можем встать резервной линией обороны. Взвод со старыми винтовками долго конечно не продержится, но…. — Никифоров многозначительно возвел очи горе. — Если совсем плохо будет, немного задержим, прикроем.
— И то хлеб. — Болотин задумался. Затем повернулся к своему прапорщику: — Васильченко, давай строим оборону, где обсуждали. Хватай саперов, поваров, каптенармусов, нестроевых, собирай водителей и копайте ячейки за рощей.
— Господин поручик, ведите своих людей. Будем геройствовать, если все плохо окажется.
Никифоров послал за людьми ефрейтора, строго настрого потребовав оставить у переправы одно отделение. Взрывчатка была. Ящик динамита поручик решил поставить аккурат на середине моста и пять-шесть шашек на третьем понтоне от берега. По расчетам Никифорова этого должно было хватить чтоб разорвать переправу на две половинки и отправить цельную секцию вплавь по течению.
Роща одно название. Полоска невысоких деревьев и кустарника, за ней поле ковыли и колючки. Именно по этому пространству атаковали англичане. Отдельный сильный отряд давил вдоль берега реки, но там люди Болотина закрепились за оврагом. Четверка бронетранспортеров играла роль подвижных огневых точек. Тяжелые полудюймовые КДК-34 (Ковровский Дегтярева Крупнокалиберный образца 1934го года) пока успешно гасили наступательный натиск противника. Аккомпанемент им составили два «Эрликона». Неплохая надо сказать окопная пушка, солдатский универсал, использовавшийся и как противоштурмовое орудие, и как зенитка.
Увы, превосходство в артиллерии играло свою роль. Вражеские гаубицы обрабатывали передний край с закрытой позиции. Использовавшиеся в качестве полевой артиллерии русские «Ослики» не могли нащупать батарею противника. Но зато шестерка самоходов прекрасно работала как противоштурмовая артиллерия. Потерь они не понесли. Командовавший «Осликами» подпоручик разделил свой взвод
Пока саперы и нестроевые пехотного батальона спешно окапывались, наступила пауза. Противник окапывался в поле, подтягивал тылы, собирал отставших, вражеская артиллерия продолжала беспокоящий обстрел. Русские «Ослики» так же постреливали по возможным районам расположения английских батарей. Результат, невнятный, само собой разумеется. Разбежавшиеся по флангам дозоры на мотоциклах и легкой броне докладывали, что к противнику подходит подкрепление.
Ситуация в целом весьма печальная. Грустная, надо сказать. Все прекрасно понимали — батальон механизированной пехоты без артиллерии долго не продержится. И это еще у противника только пехотный полк без танков.
Подпоручик Аристов в очередной раз вышел на связь с подполковником Никитиным. Результат обнадеживающий, комбат проинформировал своих людей, что командование Санкт-Петербургской механизированной в курсе кризиса под Кепри, к переправе бросают всех, кто поблизости.
— Держитесь и не геройствуйте зря, — напутствовал Григорий Петрович.
Разумеется, докладывая Болотину, подпоручик опустил последнюю фразу своего комбата.
Никифоров спокойно работал лопаткой, оборудуя для себя стрелковую ячейку в десяти шагах за цепью ячеек взвода своих саперов. Все как по уставу и уложениям.
Иван Дмитриевич испытывал стойкое ощущение дежавю. Это уже было пятнадцать лет назад. Молодой инженер Никифоров по делам заехал с прииска в Харбин и попал в круговорот событий. Газеты это обозвали «героической обороной Харбина», политики вежливо поименовали «Маньчжурским кризисом» или «выступлением генерала Чжан Цзолиня», решившего силой «отжать» русские активы в Северной Маньчжурии. Непосредственные участники использовали совсем другие выражения.
Тогда жарким летом 1925го года Иван Никифоров рыл окопы на окраине Харбина, в рядах ополченческой дружины отбивал атаки китайцев, зачищал от национального неблагодежного элемента китайский пригород. Эх, в руках трехлинейная винтовка еще довоенного выпуска тяжелая неудобная с трехгранным штыком, в подсумке патроны, по поясе фляжка с водой и аптечка. В голове сплошной сумбур, страх перед возможным пленом и отчаянное желание жить.
Вспомнился тот самый день, когда ополченцы отбили третью атаку китайцев, палило солнце, страшно хотелось пить, вокруг кричали и стонали раненные, воняло порохом, взрывчаткой и дерьмом. Ивана Дмитриевича явственно передернуло, когда он вспомнил как держал на весу последнюю обойму. Страха уже не было. Какие-то чувства, надежды, стремления остались там далеко за кромкой. Очень хотелось пить, а фляжку Иван отдал Сергею Кострикову, невысокому задорному инженеру Харбинской механической фабрики. Бедному Сергею Мироновичу пулей пробило грудь, навылет. Иван до сих пор помнил эти выпученные от боли глаза, красную пену на подбородке, срывающийся с губ тихий свист.