Письма с Прусской войны
Шрифт:
Опять рука с задней парты устной истории: Можно дальше? – Да, пожалуйста. Подданные окружают своего доброго короля, и рождается еще один сюжет Фридерицианы. «Дети мои, – говорит король, – я не мог прийти раньше, чтобы не приключилось этого несчастья. Но потерпите, уж мы им зададим». Появляется женщина, спрашивает, как там служит ее муж, унтер-офицер Биндар (Мюллер, Шмидт). «Ну как же, знаю старину Франца (Армина, Вольфганга) – здоров себе, здоров, матушка». Благодарныя слезы орошают пески одерския, зане отец отечества оное спасе. Сцену заволакивают клубы пыли, поднятой армией. Король исчезает, чтобы появиться впоследствии на чувствительных гравюрах и литографиях.
Спасибо, садитесь. Возвращаемся обратно к событийной канве. После переправы прусские гусары перерезают коммуникацию между главной армией и дивизией Румянцева на севере. Посланный от Фермора курьер уже не смог к нему пробиться. Действие перемещается на время на дополнительную сцену, и начинается мутная история с графом Петром Александровичем. С одной стороны, он уже тогда слывет не только знающим, но и решительным генералом. С другой – Екатерина II в самом зените славы фельдмаршала не сдержалась от замечания, что Румянцев слышал-де цорндорфскую канонаду, но предпочел не вмешиваться, хотя его появление в тылу пруссаков
204
Catherine II 1859, 297.
Позднее Румянцев строил свою защиту на утверждении, что узнал о происходящем с главной армией лишь в самый день баталии [205] . В реальности о переправе Фридриха ему стало известно от разведчиков полковника Хомутова, которые были отрезаны пруссаками от основных сил и вынуждены скакать к дивизии Румянцева. До самого Петра Александровича рапорт об этом дошел якобы только в полночь 14 (25) августа, то есть накануне битвы. Тогда как к главной армии, отстоящей ровно на том же расстоянии от места переправы пруссаков, те же известия поступили на два дня раньше. Вопрос не для школьников: с какой скоростью должен скакать русский разъезд, чтобы преодолеть 30 км за два дня? Так или иначе, посоветовавшись с состоявшим при нем генерал-квартирмейстером Штофельном [206] , Румянцев решил оставаться в своей главной квартире в местечке Хоэнкрениг (Hohenkr"anig) на правобережье Одера, в 50 км от Цорндорфа, и удерживать занимаемый пост в Шведте [207] .
205
П. А. Румянцев – И. И. Шувалову, Ландсберг 31.08.1758 // Шувалов 1872, 512; Принц Карл, 116; Яковлев 1998, 90.
206
Штофель(н) Христофор Федорович (1720–1770) – инженер-полковник (1756), генерал-квартирмейстер (1757).
207
Масловский II, 211–214 второй пагинации. Масловский публикует комментарии Фермора на рапорт Румянцева, опущенные позднее советскими издателями (Румянцев 1953, 181 et passim).
Со второй половины дня 14 (25) августа сюда стали поступать известия с места Цорндорфской баталии от бежавших иностранных волонтеров и русских. Они убеждали в полном разгроме главной армии. Возникает ощущение, что Петр Александрыч, выжидая, чем кончится дело у Фермора, держал мост через Одер скорее для себя. В случае чего у него оставалось пространство для маневров – либо соединиться со шведами на севере, либо идти на восток к тыловому корпусу Резанова [208] .
208
Резанов, Гавриил Андреевич – в 1758 г. генерал-майор, генерал-поручик, командующий тыловым корпусом РИА.
Примыкающая к этим событиям переписка между Фермором и Румянцевым подчеркнуто корректна. «Его рейсграфское сиятельство» ни единым словом Румянцева не обвинил. С другой стороны, непростые отношения между ними не были тайной [209] . При последующем разбирательстве Румянцев опасался «предосуждений» от «командующего генерала» [210] , и не зря. Пусть и не из первых рук, появились прямые свидетельства об экивоках Румянцева. Бригадир Михаил Стоянов в показаниях осени 1758 г. передавал слова казацкого полковника Дячкина из отряда Румянцева: «Мы де слышали, как у вас (в главной армии. – Д. С.) не только ис пушек, но из мелкого ружья стрельбу, и мы де просились у Румянцева, только он нас не пустил». И даже якобы приказал следовать «еще далее от армии» [211] .
209
Костюрин 1759, 357; Schaefer 1870, 101.
210
П. А. Румянцев – И. И. Шувалову, Ландсберг 31.08.1758 // Шувалов 1872, 512–513.
211
Яковлев 1998, 85.
Личный проповедник Фермора Христиан Теге, по его словам, был арестован и заключен в Петропавловскую крепость весной 1759 г. после того, как Фермор «жаловался в Петербурге на одного знатного русского генерала, что он не подал ему условленной помощи». После чего-де «знатный генерал», мать которого имела влияние при дворе, обвинил Фермора, а заодно и Теге в измене [212] . Предположение вполне достоверное. И вряд ли случайно, что с началом следующей кампании Фермор, тогда еще главнокомандующий, оставил этого «знатного русского генерала» прозябать в тылу [213] .
212
Теге 1865, 1148–1149.
213
Что Румянцев оценил как «персональное уничтожение» и «умерщвление для себя» (Румянцев 1953, 225).
Как бы то ни было, при многократном превосходстве сил будущий герой Ларги и Кагула не смог или не захотел захватить в самый день баталии хотя бы наведенную пруссаками переправу через
214
Берг, Густав Густавович (1716–1778) – бригадир (1756), генерал-майор (1759).
215
Tempelhof 1785, 238; Generalstab 1910, 158. Накануне из полка Гордта дезертировало 700 австрийцев, т. е. половина полка. См. реляцию самого П. А. Румянцева о дезертирах из этого полка от 27.06.1758 (Румянцев 1953, 145–146). О бое: Hordt 1788, 192, 194–195; Sulicki 1867, 120–121.
Только 27 сентября, когда все было уже решено, Румянцев получил наконец от Фермора приказ соединиться с ним [216] и (довольно неспешно) ему последовал. Насколько нервной между тем была обстановка в третьей дивизии Румянцева, видно по следующему: после оставления ее главной квартиры пруссаки обнаружили бумаги и письма, в числе которых, на минуту, – секретные донесения польского конфидента, письмо «главе» русской резидентуры аббату Иосифу Локу, сведения о поставке провианта Заграничной армии польским магнатом Сулковским и фрагменты полковых журналов с паролями и лозунгами – брошенными в местной корчме! Счастье, что разодранные листки не попали к переводчикам и остались лежать в архиве мертвым грузом [217] .
216
Масловский II, 211–214 второй пагинации.
217
GStA PK I. HA GR, Rep. 63, N 1446 (фрагменты бумаг, пересланные маркграфом Фридрихом Вильгельмом Бранденбург-Шведтским).
Пассивность демонстрировали и союзники: ни австрийский корпус под командованием бывшего лифляндца Эрнста Гидеона Лаудона, ни шведы, остановившиеся в 100 км от Одера, не предпринимали активных действий, предпочитая выжидать исхода столкновения [218] .
В самой армии Фермора днем 23 августа появляется перебежчик-австриец – гусарский лейтенант фон Гайслер, лихой малый, переодевшийся прусским желтым гусаром полка Малаховского и незаметно присоединившийся к армии Фридриха на марше [219] . Затем с прусскими разъездами гусар Малаховского сталкиваются и казаки, уверяясь, что имеют дело не с разрозненными всадниками, а с авангардом следующей за ними прусской армии (№ 112). К исходу дня 23 августа Фермор доподлинно извещается о том, что Фридрих со всей армией движется на него с севера. На рассвете следующего дня русские спешно покидают свой основной лагерь в лесах под Кюстрином (выбираются «из этой дыры», фыркает в своей реляции представитель австрийцев Сент-Андре) [220] и маршируют «на чистые места». В отсутствие трети армии Фермор несомненно желал бы от баталии уклониться, как и рекомендовала петербургская Конференция в таких случаях, но его визави «никакова способу» к этому не оставляет [221] .
218
Mitchell I, 438–439; «Фермор был предоставлен сам себе» (Generalstab 1910, 113, 117).
219
В. А. Кауниц – Г. А. фон Штарембергу и М. Эстерхази, Вена 08.09.1758. Этот Гайслер затем участвовал в Цорндорфской баталии, отвез реляцию о ней в Вену, пожалован Марией Терезией чином ротмистра и 200 дукатами (Arneth 1875, 532; Муравьев 1994, 44).
220
Frisch 1919, 111.
221
Яковлев 1998, 92.
Первоначально предполагалось, что российская армия примет бой в районе Каммина. Здесь был оборудованный укрепленный лагерь, за которым находилась цепь возвышенностей, окруженных флешами и редутами со рвами [222] . Утром 24-го туда прискакали волонтеры и принц Карл со своей свитой, ожидая Фермора со всей армией. Однако тогда же, рано утром 24 августа, прямо на марше российский главнокомандующий меняет свое решение. Иностранцы в бешенстве, возникает перепалка на повышенных тонах, переданная в отчете Сент-Андре в Вену [223] . «Временами можно и соврать, – огрызается Фермор в ответ на их обвинения. – Благодарю Бога, что я не полез в эту западню!»
222
Эндрю Митчелл – графу Холдернессу, Блюмберг 01.09.1758 // Mitchell I, 441.
223
Frisch 1919, 111; Hartmann 1985, 176; Принц Карл, 117.