Письма с войны
Шрифт:
– Он напал на меня, – призналась девушка. Этот ломкий, тоненький голосок не мог, просто не мог принадлежать её Эмме. Голос блондинки всегда излучал либо уверенность, либо неловкость, но таким, как сейчас, не бывал никогда.
– Что?! – рявкнула Реджина так громко, что, наверное, её услышал даже Генри, спящий в своей комнате. Женщина сама не заметила, как вскочила с кровати.
– Что ты имеешь в виду? Ты в порядке? Что он сделал? Эмма, он поранил тебя? – брюнетка металась по спальне, как заведенная.
– Нет, я просто… –
– Его имя и номер части? – потребовала Реджина.
– Что ты собираешься сделать, отследить, куда его перевели?
– Я собираюсь его уничтожить, – пообещала Миллс, роясь в ящике прикроватного столика в поисках блокнота и ручки.
– С ним уже разобрались.
– Я сама с ним разберусь.
– Реджина, – умоляюще протянула Эмма.
Отчаяние в любимом голосе заставило взбешенную брюнетку остановиться. С трудом сглотнув, она опустилась на край своей слишком большой и слишком пустой кровати.
– Он… Когда он… – она резко вздохнула. – Эмма, он обидел тебя?
– Нет, – неубедительно успокоила девушка, – хотя он пытался.
– И он всё ещё жив? – прошипела брюнетка сквозь сжатые зубы.
– Знаю, – бесстрастно ответила Эмма.
– Почему ты еще не дома? Почему тебя не отправили домой? – Реджина была совершенно вне себя.
– У меня все пальцы на месте, и я всё ещё могу спускать курок.
– Не смешно.
– А я и не пытаюсь шутить.
По щеке покатилась слеза, и Реджина зажмурилась. Перед глазами мелькали ужасные картины. Эмме причинили вред. Эмма уязвима. Эмма сломлена.
– Любимая, – тихо прошептала женщина, – мне так жаль.
В трубке раздался придушенный всхлип, солдат глубоко, медленно вдохнула и выдохнула, но Реджина слышала, что это не помогло ей успокоиться. Эмма плакала.
– Эмма, – мягко позвала Реджина, – это не твоя вина. Ты не сделала ничего плохого, – она закусила губу, слушая рыдания Эммы. Мысли неслись со скоростью звука. В который раз она оказывается беспомощной там, где дело касается девушки. Не важно, как сильно она переживает, они по-прежнему на разных концах земли, и их разделяет миллион миль. Но Реджина Миллс не может просто сидеть сложа руки и наблюдать, как разворачиваются события.
– Что я могу для тебя сделать? – с отчаянием прошептала брюнетка.
Свон тихо, хрипло засмеялась. Почти с надеждой:
– Просто будь. Будь дома, когда я вернусь. Пожалуйста.
– Ты же знаешь, что я буду ждать тебя, – буря эмоций, которую она пыталась сдержать, всё-таки нашла выход в слезах.
– Ты можешь… можешь просто
Реджина кивнула, торопливо забираясь в кровать. Она легла, крепко прижав трубку к уху.
– Когда мне было пятнадцать, моя мама однажды невероятно разозлилась на меня, потому что я не получила «Отлично» за задание по литературе. По правде сказать, я тогда даже книжку не дочитала. Я готовилась к конному состязанию, которое должно было состояться через месяц. Тогда я была уверена, что в восемнадцать приму участие в Олимпийских играх.
– Ты и сейчас наверняка это сможешь.
Реджина пожала плечами:
– Мама никогда не одобряла этого желания. Так вот, я отказалась есть, когда мы ужинали, и к полуночи проголодалась, как волк. Я хотела прокрасться на кухню, и, когда спустилась, увидела, что папа сидит у камина с книгой и бокалом мохито. Он глянул на меня, взял за руку и повел на кухню. Он научил меня готовить такос.
– Твой папа удивительный.
– Да. Ты бы ему точно понравилась, – нежно сказала Реджина. – Я научу тебя.
– Чему научишь?
– Научу тебя готовить такос, когда вернешься домой.
– А если я спалю тебе кухню?
– Тогда будешь на диване спать.
Эмма засмеялась. Её голос чуть повеселел, но затаенное напряжение никуда не делось:
– Расскажи ещё что-нибудь.
– Сегодня мы с Генри ходили в парк. Он увидел, как детки постарше катаются на велосипедах. Он внимательно оглядел свой трёхколесник и спросил, почему у него велосипед хвостатый.
Как бы женщины ни старались, их разговор не мог длиться вечно, и когда в середине третьего рассказа Эмма, вздохнув, перебила её, сказав, что ей нужно идти, Реджина просто кивнула и пробормотала, что все понимает.
– Я люблю тебя, – тихо сказала она и, попросив блондинку беречь себя, повесила трубку.
В тишине, заполнившей комнату, Реджина лежала в кровати и прокручивала в голове их с Эммой разговор, сжимая кулаки от бессильной ярости и страха. Реджина привыкла контролировать свою жизнь во всем, начиная от одежды, которую носит, и заканчивая перекусами Генри, но Эмма была неизвестной переменной, и во всем, что касалось девушки, Миллс могла только оценивать происходящее постфактум.
Эмме причинили вред, и Реджина не могла ничего сделать.
Так что Реджина лежала бессонная и думала об Эмме, отчаянно пытаясь убедить саму себя, что блондинка жива, и ничего по-настоящему страшного не произошло. Но женщина понимала, что это чушь. Шрамы, которые оставило в душе Эммы её прошлое, теперь стали еще глубже и болезненней. И единственное, что Реджина может, это лежать в кровати.