Письма солдат
Шрифт:
— «Девятку» в ангар на позицию. Правую пушку перебираем. Возможно бензобак паять, — выносит вердикт механик.
— Пушку заклинило, — оборачивается Никифоров. — Осторожнее. В стволе патрон.
По трапу летчик спускается самостоятельно. Длинный коридор вдоль ангара, затем направо. Опять трап. Налево. Вот и столовая летчиков. Планшет, шлем, куртку на вешалку. Чисто на рефлексах, на вбитых в подкорку приличиях.
Только за столом Кирилл понял, как проголодался. Вкус борща и перловки с тушеным мясом не чувствуется. Организм даже не требует, а кричит. Ребята напротив сосредоточенно работают челюстями и ложками.
Остаются запеченные бананы и сок в большом бокале. Стюарды забирают пустые тарелки. Вежливо предлагают добавки.
— Нет, спасибо, ребята. Все очень вкусно. Спасибо.
— Господа, всем отбой, — в столовую входит полковник Черепов. — Вольно. Вольно, господа. Спасибо вам огромное, вытянули, вынесли на плечах.
Командир авиаотряда щурится. Хочет что-то еще добавить, но машет рукой.
— Всем отбой до вечера. Сейчас нас прикрывают перехватчики с Барбадоса. После ужина построение и разбор полетов.
Кириллу после столовой пришлось сделать усилие чтоб найти дорогу в свою каюту. Раздевался он на автомате. Пять вылетов за день, и солнце еще высоко в зените. До войны никто в здравом рассудке и даже в шутку не мог такое предположить. Сегодня пришлось. Даже в битве за Британию противостояние не достигало такого накала. Янки атаковали и атаковали без устали как берсерки. Они шли на эскадры со всех направлений, на всех высотах.
Пока дальние истребители со звездами на крыльях связывали боем русских и немецких перехватчиков, бомбардировщики ломились напролом. Яркий солнечный день. Видимость «миллион на миллион». Ласковое южное море. Голубая лазурь волн. И небо, расчерченное дымными хвостами горящих машин, закрытое куполами парашютов, испещренное грязными кляксами зенитных завес, перечеркнутое трассерами «эрликонов» и «ковровских дыроколов».
Нацелившиеся на северную часть дуги Наветренных островов русские флотские бригады крепко получили по зубам. Потери в авиации с обоих сторон страшные, но американцы могли праздновать победу. Стальная бронированная туша «Славы» вздрогнула от торпедных взрывов у борта. На «Бородино» и «Свеаборге» тушили пожары. С крейсеров «Воин» и «Кощей» снимали команды. Бессменный флагман авианосной дивизии «Наварин» шел с сильным креном на левый борт.
У немцев дело обстояло не лучше. Вдруг воскресли трижды перекопанные бомбами и подавленные береговые аэродромы Сент-Люсии и Доминики. Выплеснули рои рассерженных стальных ос гнезда Монсеррата и Антигуа. С Пуэрто-Рико и Эспаньолы пришли эскадрильи средних и тяжелых бомбардировщиков.
В резерве на безопасном расстоянии болталась французская эскадра адмирала Жансуля. Однако, русское командование особо на союзников не рассчитывало. На август 41-го все прекрасно понимали, линкоры и крейсера без авианосцев не играют. Особенно в такую прекрасную погоду.
— Что с передовыми дозорами? — вице-адмирал Макаров опустил бинокль.
Перестук зениток стих, вражеские самолеты уходили. Флагману пока везло, ощетинившийся иглами десятков зениток стальной динозавр пока избегал близкого знакомства с бронебоями и торпедами. Пока. Вон, родной брат «Цесаревича» «Слава» идет в десяти кабельтовых по левому борту с заметным дифферентом на нос.
— Пока все тихо. Трижды передавали об обнаруженных подлодках. Крейсера барона Рокасовского налетами не беспокоят. Платон Алексеевич
— Все понятно, Николай Адамович. Запросите командующего авиацией на Барбадосе, полковник Лебедев, если не ошибаюсь, — командующий эскадрой повернулся к своему начальнику штаба. — Попросите поднять что можно, провести авиаразведку Наветренного пролива. Наиболее опасные сектора сами определите.
— Попрошу, но у сухопутных тоже большие потери. Хотя… — контр-адмирал Милевский поднял очи горе, — Бомбардировщики они сегодня не задействовали. Должны найти дюжину готовых к вылету экипажей.
— Шифровка с «Наварина»!
— Расшифруйте.
— Контр-адмирал Державин сообщает, что уходит курсом зюйд-ост. Через шесть часов сможет поднять смешанную волну.
— Пыжится Владимир Дмитриевич. У него треть экипажей осталась и четверть машин от того, что два дня назад было.
Макаров остановился. Окинул тяжелым задумчивым взглядом офицеров на мостике. Командующего глодало одно маленькое сомнение.
— Кинг до сих пор не ввел в бой свой авианосец. Он должен где-то болтаться. На месте янки я бы двинул в бой свои линкоры сразу поле удара базовой авиации. Срочно радио Державину: пусть идет на соединение с французами.
— У Жансуля полный запас топлива, утром должен был принять с танкеров. Пойдемте к карте, Вадим Степанович.
— Показывайте, Николай Адамович.
Через три четверти часа с антенн «Цесаревича» сорвались молнии шифровок. По внутриэскадренной УКВ-связи ушли короткие приказы. Все поврежденные корабли, кто не мог держать ход выше 25 узлов или имел ограниченную боеспособность легли на курс к портам Южной Америки. Поредевшие русские бригады, отдельные отряды и соединения повернули к проливу между островами Антигуа и Барбуда.
Командующий решил не дожидаться рапорта разведки базовой авиации. Доклады с линкоров оптимистичны, пусть современные «Слава» и «Свеаборг» ушли на Тринидад и Гвиану, их отсутствие вскоре компенсируют стальные гиганты под французским флагом. Немцы тоже готовы вернуть должок, пощекотать янки цвайхандерами главного калибра. Живем!
Макарова нельзя винить в этом решении. Обладая подавляющим преимуществом над Атлантическим флотом США, он не смог бы объяснить отказ от атаки на базы противника и решительного боя. Да, авианосцы выведены из игры, но есть корабельная артиллерия. А противник…. А что противник?! Последние вялые атаки показали, что вражеская авиация тоже выдохлась.
Тем временем вице-адмирал Вильгельм Маршалл в Карибском море вел на чистый норд линкоры «Тирпиц» и «Шарнхорст» с авианосцем «Гинденбург» и сильным эскортом из крейсеров и эсминцев. Немцы горели желанием разбить американцам рожи за горящий «Гнейзенау», затонувший с половиной экипажа «Ляйпциг», отомстить за с трудом ковыляющий на Тринидад «Петер Штрассер». К сожалению, немцы отставали от русских на десять часов хода. А авиаотряду «Гинденбурга» требовался отдых. Особенно истребителям.
Адмирал Эрнест Кинг со своей стороны тоже плутал в тумане войны. Многочисленные рапорты с авиационных баз накладывались один на другой. Штабные офицеры в Гуантанамо и Майами-Бич сводили разрозненные доклады, сводки, вглядывались в фотоснимки. Люди пытались разгадать, какие силы остались в распоряжении адмиралов Макарова и Маршалла, рассчитать курс и цель атаки европейцев.