Письма живых

Максимушкин Андрей Владимирович

— Сэр, я украинец, а они хохлы. Мои предки со времен Витовта за Польшу воевали. Род от сарматов ведем. Не как эти гречкосеи, рагули.

— В последний раз. Ты воюешь за Америку, Польшу защищаешь от русских, а не от хохлов. Понял?

— Так точно. Только, сэр, разрешите? Хохлы это и есть русские, только дикие.

— Я не различаю, рядовой. Восемь суток ареста.

После того как арестантов, вывели, майор Стинг задумчиво смотрел им в след.

— Рихард, у вас в интербригадах такое же творилось?

— Нет.

Люди были другие.

— Все люди одинаковы. Дерьмо. Особенно те, кто не смог найти себя в жизни.

— У нас изначально накачивали на тему интернационализма и за все прогрессивное человечество против фашистов. Отбор соответствующий, случайные не попадали, — Рихард опустился на стул и забросил ногу на ногу.

— Фашистов мы перед собой не увидим, итальянцы только у нас в дивизии, а вот насчет межнациональных предрассудков стоит эту восточно-европейскую шваль вздрючить.

— Только Блейду не поручай. Он дурак, — пассаж о «восточно-европейской швали» Рихард пропустил мимо ушей.

— Другого у меня нет. Кто в интербригадах занимался идеологией, накачкой и правил мозги солдатам?

— Комиссар. Второй человек после командира. Их специально отбирали и готовили, — основное Рихард опустил.

Ему вообще не хотелось слишком подробно рассказывать об опыте интербригад. Эд хороший человек. Правильный комбат, но он не наш. Ему не нужно лишнего. Достаточно того, что воюет на нашей стороне.

— Как у нас в Гражданскую. Капелланы комиссару помогали?

— У нас не было капелланов. Все атеисты.

Комбат тихо присвистнул.

Приключение, история с озабоченными национальными атавизмами земляками быстро ушла в прошлое. Уже этим вечером Рихарда Бользена заботили совсем другие вещи. На сегодня в Анкоридже из всей дивизии наличествуют полтора полка. Вся техника, артиллерия, тылы, саперы, связисты застряли в Ванкувере.

Как потихоньку сообщил своим ротным майор Стинг, о выбивании русских с Кадьяка речь уже не шла. Это все отдаленная перспектива, сил на то нет, и флот пока не готов. Проскочить мимо крейсерских патрулей, наверное, можно, но нужно чертово везение. В штабах, конечно ребята гениальные, но и они на такой приказ не способны.

Так что тылы потащат через Канаду тропой славных золотоискателей, да через пару портов на побережье. Последние мало того, что вообще не оборудованы, так еще связаны с цивилизацией узкими грунтовками. Животрепещущий вопрос снабжения и подкреплений. Интересный вопрос. Анкоридж расположился в глубине залива, вокруг скалы и тайга. Очень удобная позиция для обороны, но снабжение раньше шло только морем.

— Нам остается только ждать и надеяться, что ближайшие два месяца в бой нас не бросят. Кстати, есть хорошие новости, -изрек комбат. — Парни из бомбардировочного авиакрыла уверены, что утопили русский линкор.

— Эд, кого именно?

— Черт его знает, на палубе не написано. Летчики

клянутся, что он горел и тонул.

Новость хорошая, но Рихард особо ей не верил. Нигде так не врут как на охоте, на войне и о своих подвигах с женщинами.

— А теперь плохая новость, — Эд Стинг постучал пальцами по столу. — Полк снимают с места. Занимаем укрепления на десантоопасном направлении.

— Укрепления хоть есть? — полюбопытствовал Удо Штайер.

— Это мы и выясним. Большая часть нашей техники потерялась. Готовим людей к пешему маршу.

Ответом послужил дружный стон. Почему-то среди добровольцев оказался переизбыток мужчин среднего и старшего возраста. Среди офицеров особенно. Нет. Это даже хорошо. Люди серьезные, но большие нагрузки уже не для них. Марш-броски с полной выкладкой тоже.

Два дня после известного разговора ничего не происходило. Жизнь вошла в колею. Не на долго. В одно прекрасное утро Рихарда разбудил гул моторов. Выскочив из палатки в одном исподнем, капитан чуть было не столкнулся с сержантом Гансом Мюллером.

— Налет?

— Посмотрите, — сержант повернулся и вытянул руку.

— Дерьмо!

Над горами шли многомоторные самолеты. Много. Почему-то Рихард сразу понял, что это не наши. Пятое чувство редко обманывало, и еще ни разу фатально. Взвыла сирена. Лагерь сразу превратился в разворошенный муравейник. Люди выскакивали из палаток и бежали на плац.

Рихард побледнел. Он очень хорошо себе представил, что сейчас будет. Набрал полную грудь воздуха и заорал:

— В рассыпную!!! Воздушная тревога!

Сам заскочил в палатку, схватил штаны, куртку и кобуру с револьвером. Все на автомате, на впитавшихся в плоть и кровь рефлексах. Счет на минуты. Схватить и нестись галопом к ближайшему укрытию.

Самолеты приближаются. Погода великолепная, солнечная. Небо ясное. В воздухе весной пахнет. Земля холодная, лужи за ночь замерзли, снег больно царапает кожу. Рихарда бросает в жар. Сердце колотится как бешенное. Из ровика за палатками капитан не отрываясь смотрит на машины в небе.

— Сэр, это русские, — рядом падает сержант Мюллер.

— Приходилось встречаться?

— Да. В Англии.

— Добровольческие части, или ополчение?

— Ополчение, сэр. Выжил на Корнуолле.

Рихард только покачал головой. По его данным мало кому удалось вырваться из той кровавой каши. После прорыва русских танковых армий, весь фланг прикрывавший Южную Англию, попал в «котел».

— Наш полк отступил к Уэльсу. Повезло, наверное, — Мюллер никогда раньше не делился своим прошлым.

Нормальный сержант, молчаливый, не слишком компанейский, сторонившийся шумных компаний. Опыт службы у него был, Ганса сразу поставили взводным сержантом. Значит, кадровики сочли достойным. Сейчас из человека перло, текло как на исповеди.