Письма живых
Шрифт:
Русские истребители раздерганы. Да не так уж их и много. Если посудить, на трех легких авианосцах столько же самолетов как на одном тяжелом монстре типа «Эссекс». Отдельные группы американцев прорывались сквозь плотный зенитный огонь к авианосцам. Пока везло. Пусть торпеда прошла в считанных метрах от борта «Скобелева». Пусть рядом с «Очаковым» и «Выборгом» вздымались чудовищные фонтаны от взрывов бомб, а сталь бортов рвали осколки. Это все не страшно, это все мимо. И кровь в гнездах зенитных автоматов, лежащие на горах гильз бездыханные тела тоже в рамках допустимых потерь.
Лейтенант-коммандер Дик Бест
Русские истребители отстали. Внизу корабли, вытянутые стремительные эсминцы, величественный тяжелый крейсер. По ветру растекаются клочья дыма. На артиллерийских площадках кораблей эскорта тусклые вспышки. Впереди эскадрильи сплошная стена разрывов, клокочущая полоса огня и дыма. Чертовы палубы уже близко. Вон рубит волны большой авианосец, баламутит за собой пенный след.
— Парни, ныряем ниже, — Дик бросает взгляд на идущие следом машины.
Их всего шестеро. Даже чудо, что они дошли. Тяжелый тупоголовый «Даунтлес» сваливается в пикирование. Свист и рев ветра. На крыльях автоматически раскрываются воздушные тормоза. Машина мчится к цели, падает почти отвесно. От авианосца и с двух эсминцев к самолету тянутся огненные струи. Каждый пятый снаряд трассирующий. Летчик сжимает зубы. По сторонам не смотреть. Глаза в прицел, на медленно растущий тактический знак на палубе.
Рев мотора, свист воздуха, хлопки взрывов, гул перегруженного набора машины сливаются в какофонию, кажется звук зарождается в голове, колокольным звоном отдается в броне черепа, пульсирует в висках. Глаза сами расширяются при виде бьющего прямо в лицо автомата.
Корабль приближается. Где тот рубеж, после которого уже не выйти из пикирования? Дик рвет ручку спуска и обеими руками с нечеловеческим усилием тянет рычаг управления на себя. Самолет вздрагивает. Перегрузки вдавливают человека в сиденье, пятой точкой чувствуется как скрипят и стонут нервюры, как дрожат готовые отвалиться крылья. На предельном усилии Дик выводит машину из пике. Верный «Даунтлес» чуть было не задевает палубу русского авианосца, выравнивается и потихоньку забирается вверх.
— Попали! — вопль в динамиках.
За хвостом машины грохочет и ревет тротил. Из дыры в палубе вырывается столб дыма. Перед носовым лифтом расцветает огненный цветок. Корабль вздрагивает от удара. От двух ударов полутонных фугасов. По уходящим самолетам никто не стреляет. Зенитчики высаживают боекомплект по идущим на бреющем торпедоносцам.
Первая эскадрилья чуточку не успела. Кирилл видел, как на «Выборг» падают штурмовики. Видел, как вспыхивают и разваливаются в воздухе два американца. Видел, как бомбы рвутся в воде, выворачивают глубины океана. Видел два взрыва в носу авианосца. Горло сдавило комом. Сердце на миг встало. «Выборг» горит!
На краю поля зрения выходящие из боя пикировщики. Кирилл толкает рычаг от себя. «Сапсан» послушно переваливается через крыло. В прицеле большой самолет с толстым фюзеляжем. Дистанция сокращается. Сто метров. Летчик жмет на спуск. Два-три выстрела и пушки захлебываются воздухом. Снаряды закончились. «Сапсан» проходит буквально в метре
На конец лета 42-го года команды борьбы за живучесть на русских авианосцах работали как надо. Первая бомба пробила летную палубу и разорвалась в пустом ангаре. Осколками посекло оборудование, разметало пустые тележки оружейников, завязало узлом пустую топливную магистраль. Вторая ФАБ сдетонировала от настила. Вмятина в палубе, сорванный, перемолотый в щепу тик настила. Ударной волной сдуло за борт заряжающего из гнезда «Ковровского дырокола».
Оборудование на корме, аэрофинишеры не повреждены. Уже через четверть часа с авианосца дали разрешение посадку истребителям. Кирилл Никифоров заходил на корабль одним из первых. Самолет без патронов небоеспособен. Прямой приказ командира эскадрильи.
«Выборг» еще дымился. Это не страшно. Куда хуже и страшнее вид с правого борта. Там в десяти кабельтовых в огне и дыму шел «Очаков». Легкому авианосцу досталось. Три бронебойные бомбы прошили все палубы и разорвались глубоко в трюмах. Ударом выворотило и подожгло топливную цистерну. К этому в левый борт попали две торпеды.
Перестроенные из крейсеров легкие авианосцы крепкие корабли, но всему есть предел. Люди «Очакова» дрались за жизнь, на одном упрямстве вытягивали корабль из объятий пучины, но все понимали — тщетно.
Глава 15
Аляска
24 августа 1942. Алексей.
Весь день русские шли мимо позиций горстки храбрецов. С холма в тылу открывался великолепный вид на новые переправы, колонны грузовиков, пушки на прицепах. Рихард стиснув зубы глядел в бинокль на поле боя, бывшие позиции «Лафайета», изрытые снарядами, перечеркнутые танковыми гусеницами окопы, битую технику. В горле встал ком, когда оптика услужливо приблизила толпу пленных.
Несмотря на разгром, горечь потерь, смертельную усталость, капитан Бользен не терял время зря. Его разведчики вывели на позиции чуть ли не целых два взвода россыпью. Фактически под рукой капитана собрались полторы роты. На руках только легкое оружие, но парни готовы драться. У соседей в наличии две 105-мм гаубицы, в случае чего, поддержат огнем. Жить можно, но что-то не верится, что долго.
Самое главное, самое важное! Уцелела полевая кухня. У поваров даже остались бобы и тушенка. От этой новости даже самые уставшие, озлобленные и павшие духом бойцы повеселели. На сытый желудок все воспринимается куда оптимистичнее, даже небо над головой светлеет, а лопата в руках кажется легче.
К вечеру вернулся Пол Пибоди. Полковник вызвал командира второй роты капитана Кортеса Бланко. Уединившись с двумя ротными в укрытии за позицией противотанковой пукалки Пибоди кратко обрисовал им ситуацию. Если одним словом: задница. Тремя словами: бездонная темная задница.
Русские прорвались до самой Суситны. Возможно их маневровые группы поднимаются вверх по реке, ищут места для переправ. Связи с нашими нет. Все радиостанции погибли утром. Проводная связь оборвана. Косвенный признак — за весь день в небе ни одного самолета с белыми звездами. Тогда как самолетов с молниями на крыльях пролетало до черта.