Письмо не по адресу. Любовная горячка

Ульрих Гортензия

— Ага. То есть споры на эту тему приводят вас в хорошее расположение духа?

— Ну, видишь ли, речь шла не о женщинах в целом, а об одной конкретной женщине.

— Колетт! — кричу я.

Улыбка Мильфины становится ещё шире.

— Умный мальчик. Кулхардт вернулся в офис мрачнее тучи и обронил весьма нелицеприятное замечание о женщинах. Так как я не вполне пришла в себя после его предыдущего высказывания о моих рабочих обязанностях, я не могла не отреагировать на эти обидные слова. Завязался спор.

От меня не укрылся тот факт, что Кулхардт просто взбешён поступком этой французской… этой Колетт.

— А Липински?

Мильфина пожимает плечами:

— Он был вообще ни при чём. Просто вышел из своего кабинета. Может быть, его заинтересовала тема нашего спора. Но Кулхардт сразу забрюзжал на него, утверждая, что он один во всём виноват.

— И что же ответил Липински? — задаю я глупый вопрос.

— Нёфф! Нёфф! — кричит Липински.

Мильфина бросает изучающий взгляд на этикетку, где указан срок годности шоколадных хлопьев.

— В общем, дело кончилось тем, что Кулхардт собрал свои вещи и исчез.

— Свои вещи?

— Ключи от « Редхота». Когда он исчезает, больше ничего с собой не берёт.

— Хотите сказать, такое случается часто?

— Каждый раз, когда его обводит вокруг пальца какая-нибудь женщина — или наоборот. Вот только…

— Вот только — что? — переспрашиваю я, потому что она вдруг замолкает.

— Вот только на сей раз он выглядел на редкость решительно. И потом, это его замечание.

— О чём вы?

— Перед уходом он сказал: «Объясните Берри Блу хорошенько, что от истории со свиньями ему следует держаться как можно дальше. Слишком опасно».

Честно, МАКС, эти слова уязвили меня до глубины души!

— Звучит не очень-то обнадёживающе! — фыркаю я.

— Ну да, — пожимает плечами Мильфина. — Но мне кажется, всё не настолько плохо. Кроме того, ты можешь просто последовать его совету и больше не вмешиваться.

— А что, если не могу? В конце концов, Готтхильф и Женевьева исчезли!

Мильфина не отвечает.

— Ты тоже веришь, что всё не так плохо? — обращаюсь я к Липински.

— Нёфф.

— Слышали? Вот и Липински волнуется!

— Йофф.

— Тогда ищите его вместе, — с лёгкой досадой отвечает Мильфина.

— И где? — Когда задаю я этот вопрос, мне в голову приходит гениальная — так, по крайней мере, думаю я — идея.

Опускаюсь на колени перед Липински:

— Ты ведь всё-таки собака.

— Нёфф.

— Да-да, знаю, но чисто внешне у тебя есть всё, что нужно иметь собаке, в том числе и хороший нюх.

— Йофф.

— Понимаете, к чему я клоню? — кричу я Мильфине, которая смахивает пыль с упаковок с мармеладом. — Липински возьмёт его след! Мы дадим ему понюхать какую-нибудь вещь Кулхардта и сможем приступить к поиску!

— И что бы

это могла быть за вещь? — спрашивает Мильфина. — Что ты дашь ему понюхать?

— Ну, допустим, хорошо поношенный носок… хотя нет, лучше не надо. Но в кабинете Кулхардта наверняка найдётся куча вещей, которые…

— Нет! — восклицает Мильфина. — Никому нельзя входить в его кабинет, когда хозяина нет на месте.

— Тогда давайте поищем прямо тут, у вас. Здесь точно найдётся что-нибудь, до чего он дотрагивался.

Мильфина смотрит на меня, отрицательно качая головой.

— Берри! Весь офис принадлежит Кулхардту! Мы едва ли сможем найти то, к чему он не прикасался хотя бы раз!

— А что он трогал в последнюю очередь? — не сдаюсь я. — Во время вашего спора?

— В последнюю очередь… — озирается Мильфина. — А, знаю! Он взял в руки пачку лапши и крикнул: «Да всей той лапшой, которую вы, женщины, навешиваете на мужские уши, можно было бы год кормить несколько миллионов человек!»

Я принимаю пачку из рук Мильфины и подношу её к носу Липински.

— Ищи Кулхардта!

— Берри! — вздыхает Мильфина. — Нельзя обращаться к нему как к собаке.

Я ещё раз опускаюсь на колени перед Липински.

— Не был ли бы ты так любезен принюхаться к этой лапше и затем привести в движение свои кривые ноги, свою толстую попу, свои вислые уши, чтобы отправиться на поиски своего пропавшего партнёра?

— Йофф.

— Быстро учишься, молодчина, — хлопает Мильфина меня по плечу.

И представь, Липински несколько мгновений принюхивается к пачке, подходит к двери и делает мне знак следовать за собой. В смысле, он так быстро мотает головой в сторону двери, что уши заплетаются вокруг его головы живописным венком.

Идея моя на поверку оказывается действительно хорошей: Липински целеустремлённой рысью ведёт меня по улицам города.

Правда, когда я вижу, куда именно он меня ведёт, мой оптимизм как рукой снимает. Он останавливается перед небольшой забегаловкой. Над дверью светится яркая вывеска: «Макаронная Луиджи: всегда быстро, всегда вкусно, всегда качественно!».

— Да не может этого быть! — ору я так громко, что мой голос чуть ли не срывается на ультразвук. — Ты должен искать Кулхардта, а не показывать мне, где подают идиотскую лапшу!

И что делает этот дегенеративный потомок волков?

Презрительно взглядывает на меня своими слезящимися глазами, разворачивается и убегает прочь.

Сначала я бегу за ним, но, поняв, что он движется обратным путём в сторону офиса, сдаюсь и отправляюсь домой.

Что скажешь, МАКС? Может, состояние Кулхардта заразное и передалось мне воздушно-капельным путём? Или же у нас действительно есть повод для беспокойства? Знать бы только, где его искать! У тебя есть идеи?