Письмо самому себе: Стихотворения и новеллы

Нарциссов Борис Анатольевич

ПОД ЗНАКОМ САТУРНА

ГОРОСКОП

Его составил сам де-Браге, «Весьма искусный астролог…» На желтой рвущейся бумаге Рисунок с тонкой вязью строк: «…Здесь мною в символах записан Прочтенный в звездах жребий той: Под сенью скорбных кипарисов Белеет камень гробовой. И Жизнь угасшую рыданьем Зовет бессильная Любовь – К утрате тяжкой и нежданной Отныне дух свой приготовь. Над беломраморною урной Блестит упорный тусклый взор Зловеще-бледного Сатурна. Пророча горе и позор, И

Некто в черном одеяньи. Как смерть, высокий и худой. Зовет движеньем властной длани Во тьму ночную за собой…»

* * *

Глагол времен, металла звон!

Г Р. Державин

Энтропия мира стремится к наибольшей величине.

Термодинамика

Роняют башни тяжкий звон И смутный ужас в смертном будят: Вот клялся ангел из времен. Что больше времени не будет. Ты слышишь властный, непреложный. Ритмичный шелест в пустоте? Как пульс горячечно-тревожный. Стучат секунды в темноте. Но перебой из уравнений В их утомленный бег вплетен, И бой часов – как вопли нений. [1] Как Хроноса больного стон. Он слышит час, когда в пространстве Оцепенеет всё. Тогда Окончит путь бесцельных странствий В эфире каждая звезда. И, одряхлевшее с веками, Замедлит Время свой полет, Взмахнет последний раз крылами И, неподвижное, умрет.

1

НЕНИЯ — похоронная песня или причитание полуэпического, полулирического характера у древних греков и римлян. Возникнув из причитаний по умершим родственникам, Н. (название возникло в Фригии, в Малой Азии) стала обычной принадлежностью пышных похорон, где ее пели уже наемные плакальщики. У римлян Н. исполнялись под аккомпанемент тибии (род кларнета). Н. начинала главная плакальщица; ее песню подхватывал хор. Тексты Н. до нас не дошли. Как плачи (см.) других народов, античные Н. несомненно содержали преувеличенные похвалы покойнику и бессвязные сетования; недаром античные писатели называют эти песни «нелепыми и нескладными».

* * *

Я не знаю теперь — был то сон или нет, – Но виденье осталось желанным: Мне открылся безрадостный, пепельный свет. Мир спокойный, безмолвный и странный. Над сыпучим и острым, холодным песком Колыхались иссохшие травы, И никто на песке этом, красном, сухом. Кроме ветра, следа не оставил. Фосфорились, из сумерек белой дугой К берегам набегая, буруны. И на небе зеленом, одна за другой, Восходили огромные луны. И я понял тогда, что совсем одинок Я на этой далекой планете. И я видел кругом лишь кровавый песок Да травы неживые соцветья.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

When the earth was sick and the skies were gray,

And the woods were rotted with rain,

The dead man rode through the autumn day To visit his love again.

R. Kipling. «Plain Tales From the Hills»

Когда небеса были серы, и осень Болела, и мир был туманом покрыт, Сквозь шелест дождя долетал из-за сосен По мокрой дороге хлюп грузных копыт. Грибы, ядовито ослизнув, желтели, И воздух отравлен был прелым листом, И тонкие плесени сучья одели, – Так медленно гнили леса под дождем. И между деревьев измокших и голых, Дорогой грибных бесконечных колец Усталою поступью, мерно-тяжелой, Шел конь, и кивал головою мертвец.

ШАХМАТЫ

…Жизнь я сравнил бы с шахматной доскою:

То день, то ночь…

Омар Хайам

То ночь, то день. На черно-белых Полях борьба – за ходом ход. Игрок невольный, неумелый, Влекусь в игры водоворот. Я сделал ход мой: я родился. И черный принял вызов мой. Прекрасной Дамой заградился Я от угрозы теневой. Но Дама светлая потере В такой игре обречена: Кто день исчислит и отмерит, Когда с доски сойдет она? То день, то ночь. Теперь всё ближе, Всё туже вражеский охват. По

черно-белым клеткам нижет Противник ход за ходом мат. И вот конец борьбе упорной, Неотвратимый для меня: Игру выигрывает Черный Началом Бледного Коня.

ВЕТЕР

Весь день надрывался, безумный, И к ночи совсем распоясался: По крышам катался с шумом, А потом зверел и набрасывался. И ходило по комнате струями, И пламя свечи колебало. А тени крались лемурами Ко мне из темного зала. Я был совсем одинокий. Другими людьми оставленный, И следил я до ночи глубокой За огнем и за воском оплавленным. И когда завывало и ухало, Скрежеща листами железными, Синело пламя и тухло, И жалось книзу болезненно. И я видел себя этим пламенем. Окруженным потемками хмурыми. И задуть его струями пьяными Торопилась Она с лемурами.

МОЗГ

Мозг

1

В прозрачных массах есть очарованье, И льдистый полированный кристалл Есть некий путь к сверхсмысленной нирване И некий новый выход и провал. Таится в человеческой природе Дилемма: сказка или будней гнет. А выход здесь равняется свободе: Пускай в провал, но все-таки – полет. Полез в стремительную неизвестность: Глаза впиваются в стеклянный шар. И шар, непроницаемый и тесный, Теперь источник несомненных чар. Зеленое – колышется и тонет. Прозрачное – всплывает из глубин. Смотрел ли ты средь камышей в затоне В глаза подкравшихся ундин?

2

И шар другой, налитый туго светом. Морщинистый от пятен и от гор. Плывет и тянет за собою сети – Гипнотизирующий, лунный взор. И бедные лунатики не властны Над чем-то посторонним – над собой – И сладострастью хладному причастны, Впивая свет зелено-голубой.

3

Двадцатый век не любит бутафорий: Стекло есть кальций-натрий силикат. Луна – планета лавовых нагорий. И действие есть поле и разряд. Но если сказка – расписные ножны. То знание – отточенный клинок – Запретное нам делает возможным И губит нас, как неизбежный рок. И я нашел прозрачный и бездонный. Морщинистый, налитый светом шар. Лучами нервов густо оплетенный, Одетый кровью в тепловатый пар. Вонзи в свой мозг, как лезвие ланцета, В себя восставь упорный, острый взгляд: Ты выйдешь в волны голубого света, И эти волны челн твой застремят. И ты узнаешь дикое паденье В безмерную свободу пустоты. И, раз вкусив от древа наслажденья, Вернуться к жизни не захочешь ты.

* * *

Каждую ночь крадется Над крышами лунный спрут. Ползучие руки уродца Твой мозг обнаженный найдут: Лабиринт бесконечных извилин Переходы, подвалы, мосты. И в нем, как бессонный филин, Светишь глазами ты. Есть комната где-то в подполье, – И двери всегда на ключ, – Но шарит настойчиво голый И гибкий зеленый луч. И в этом неверном сияньи, Разбужен зачем-то луной, Второй – пустоглазый – хозяин Становится рядом со мной.