Плач богов
Шрифт:
– Позволить знающим рукам сделать всё за тебя, стать их продолжением – продолжением того, кто тебя ведёт, сливаясь с ритмом мелодии, с тактом чужих движений и даже дыханием в одно целое… В этом танце тебя, как отдельной личности, больше не существует, поскольку не ты используешь его, как за способ выплеснуть свои скрытые желания, либо то, что копилось внутри твоей закованной сущности, в жёстких рамках вековых запретов и бесчеловечных правил…
О, да, она ошиблась и это даже слабо сказано. Просчиталась, как маленькая девочка, которую так искусно развела на золотой кулон ярморочная цыганка, пообещав показать с ним волшебный фокус. Только в этот раз вместо украденного украшения украли её, при чём буквально – физически
Зачем она сняла перчатки? Чтобы чувствовать ещё сильнее, понимая, что это не сон? Что его палец, скользящий по её ладони, оставляет свой след куда глубже, чем просто временный отпечаток на поверхности чувственной кожи, подобно его голосу, который опаливал её веки, путался в волосах над виском, просачивался под черепную кость вместе с шокирующим разрядом от соприкосновения с его щекой и… губами.
Великие небеса! Когда он успел это сделать? Прижаться к её щеке своей?
И когда она перестала следить за тем, что делала сама?
– Этот танец использует тебя. Все твои возможности… всё чем ты являешься, превращая твоё тело в инструмент для когда-то безвольных эмоций – прямым источником их самовыражения. Если в тебе это есть, значит, останется только дать им толчок. Позволить им взять вверх над рациональным разумом и сковывающими комплексами, всего лишь отпустив себя и доверившись моим рукам…
Последняя фраза вместе с голосом Хейуорда прошлась ошеломительной волной колких мурашек не только по коже, а буквально взорвавшись искрящимся жаром на уровне солнечного сплетения, тут же запульсировав обжигающей отдачей в низ живота и дальше – немощной слабостью в ноги и… даже между ними. Настолько сильно, мощно и неожиданно, что Эвелин едва не всхлипнула и не дёрнулась, не понимая, что с ней на самом деле происходит и почему она так безумно реагирует на происходящее. Вернее, позволяет себе реагировать… или же позволяет незнакомому человеку проникать за защитный барьер её воли и личных ощущений. Но только как?! И почему?
Почему она не может сопротивляться? Неужели не хочет? Наивно думает, что в такой толпе свидетелей с ней ничего не сделают? Наивная!
– И где… - даже попытка заговорить, вернуть себя прежнюю со способность здравого мышления, будет выглядеть жалким подобием её же самой – немощной оболочкой Эвы Лейн. Ведь в эти секунды она действительно не принадлежала себе, и не она управляла своими движениями и всем, что с ней происходило. А то, что вытворяли с ней одуревшие не на шутку эмоции… Проще было закрыть глаза и потерять сознание, чем признаваться самой себе, что всё это правда. Она вовсе не спит и танцует с человеком, которого боялась, как никого другого за всю свою недолгую жизнь. И, возможно, этот обезумевший страх и творил с ней всё это, разве что руками Киллиана Хейуорда, его голосом… и его на то волью.
– Где вы научились… этому танцу? – казалось, она прошептала свой вопрос окончательно севшим голосочком, едва ли осознавая до конца, что делает и зачем говорит.
Глаза невольно расширяются и даже слезятся от лёгкой рези при соприкосновении с плавящимся вокруг них воздухом. Она то замечает, что творится вокруг, то тут же забывает недавно увиденное, пропуская нечёткие картинки окружающего двора и танцующих рядом людей прямым транзитом в чёрную дыру коварного подсознания. Кажется, взгляд несколько раз задевало лиловым платьем Полин д’Альбьер и тёмно-бордовым с чёрным отливом то ли шёлком, то ли бархатом местной королевы танго. В какой-то момент, Эва даже увидела чеканный лик этой женщины всего в паре футах от себя или перед собой, и та смотрела в их
Именно тогда острый укол нежданного «протрезвления» заставил девушку отвести голову и проследить за взглядом своего партнёра по танцу. И она действительно не обманулась. Хейуорд в тот момент тоже смотрел на скользнувшую рядом с ними пару ведущих танцоров вечера, едва заметно кивнув на улыбку черноволосой красавицы неопределённого возраста.
– В подобных местах. – мужчина, будто намерено, подхватил и тему разговора, и совершенно не скрываемое знакомство с упорхнувшей куда-то в сторону знойной танцовщицей. – Каталина меня научила многим хитростям и придуманными ею же движениям. Танго из тех танцев, которые не терпят жёстких рамок, увлекая именно своим щедрым разнообразием и безграничными возможностями. И в танго оба партнёра могут задавать такт одновременно, чего не скажешь о вальсе.
– Хотите сказать… - похоже, недавняя вспышка беспричинной ревности (только этого ей не хватало для полного счастья) или последние слова Киллиана сделали своё чёрное дело, влив в её вены неслабые дозы смелости. Но она так и не отвела взгляда от его совершенного лика и прошивающих насквозь глаз. Хотя он и не пытался никуда сбегать, даже напротив, и вёл её в танце (ни разу не осудив за неуверенные и далеко не изящные ответные шаги), и при этом смотрел только на неё, будто вокруг них более никого не существовало, сократив расстояние между их лицами до непозволительной близости. И от последнего захватывало дух не меньше, чем от прикосновений этого человека и от того, как он вёл её в танце, будто абсолютно ничего не предпринимая со своей стороны, чтобы подчинять её движения своим – направляя, делая неожиданные развороты, наступая и совершая во истину головокружительные па. А то, как ей приходилось ощущать его руки на себе… Пусть он и не позволял себе ничего лишнего, но это ничуть не мешало ему оплетать свою жертву колдовской паутиной, довольствуясь лишь доступными в эти минуты возможностями. И его взгляд тоже входил в число данных возможностей, как и голос, как и слишком осязаемое тепло, исходящее от его гладиаторского тела.
Представить себе, как эти руки, столь изящно затягивающие её в водоворот танца, могли с нещадной болью сжать её горло, как когда-то сжимали лебединую шейку Софии Клеменс… не составляло какого-то особого труда. И от этого становилось ещё жарче и ещё более не по себе, чувствуя, как после очередной вспышки неконтролируемых страхов спину и обнажённые участки тела обдаёт липкой испариной, которая потихоньку стягивалась в бисеринки холодного пота.
– Что вы разбираетесь во всех существующих танцах? Знаете, какие отличия у того или иного танцевального стиля и без какого-либо труда продемонстрируете любой из них?
– Вас смущает только это или же сама мысль, что какой-то там портовый грузчик может не только рассказать, но и показать, чем отличается мазурка от кадрили?
На какое-то время у Эвелин отняло дар речи. Увы, но читать по лицу Киллиана Хейуорда она не умела, как и понять по тону его голоса, говорил ли он всё это с полной уверенностью о том, что она не знала, кто он на самом деле, или же всё-таки иронизировал, поскольку был в курсе всех её представлений о его не такой уж и тайной жизни.
– Вы слишком… грациозны для какого-то там портового грузчика. И, насколько я могу судить о подобных вещах, мужчина не способен выработать столь манерные движения в более зрелом возрасте, если его не учили этому с детства. Или же… ваша учительница по танго оказалась не в меру одарённой, как и её ученик.
– Надо признаться, вы на редкость наблюдательны. – даже столь безобидной на первый взгляд фразой он решил воспользоваться, как очередной из возможностей всмотреться в лицо девушки с более подчёркнутым вниманием и без какого-либо стеснения.