Плач богов
Шрифт:
– Или не в меру настойчивых, а иногда и крайне навязчивых.
– Только в том случае, если дамам это действительно нравится.
– Боже, Килл, разговаривать с тобой просто невозможно! Обязательно всё выкрутишь лишь в угодную тебе позицию.
– Неправда. Я всегда готов идти навстречу и прислушиваться к собеседнику, если и он не станет настаивать только на своём. Тебе ли не знать, каким я бываю покладистым, когда желания обеих оппонентов не идут с друг другом вразрез.
– Я тебя умоляю, прекрати уже! – конечно, Пол говорила всё это через улыбку и едва сдерживаемый смех, чем нисколько не разряжала напряжённую в салоне фиакра обстановку.
По крайней мере, Эва никак не могла успокоиться, и чем дальше они отъезжали от центра города по направлению к мысу Брунгор, в совершенно
– Кстати, не забывай, что с тебя штрафная за «опоздание».
– Думаешь, в Готане я сумею отыскать что-то близкое, что сумеет удовлетворить твои нескромные вкусы?
– Это твои проблемы, Килл. Об этом ты должен был позаботиться заранее, тем более я предупреждала, что мне нужно смочить горло. Надеюсь, по прибытию, тебе удастся отыскать достойную альтернативу, способную удовлетворить мои нескромные вкусы. Ты же не захочешь возвращаться обратно в город и терять столь драгоценные минуты?
Какое-то время, слушая диалог этих двоих, Эвелин пребывала едва не в шоковом недоумении. Смысл сказанных ими фраз поначалу звучал в совершенно ином для восприятия ключе, пока, в конечном счете, до девушки не дошло, что речь шла о выпивке. И то она была не до конца в этом уверена. Пока они вскоре не доехали до места назначения и не отвлеклись на окруживший их антураж загородного района для жителей смешанного достатка (или даже полного его отсутствия).
Глава двадцать восьмая
Мощённые булыжником мостовые сменились обычными накатанными колеями по утрамбованной земле между далеко не параллельными линиями (скорее, дугами, а то и целыми зигзагами) сбитых вдоль дороги домов из обычного песчаника или кирпича-сырца. От величественных зданий из тёсаного камня с лепными карнизами, монументальными эркерами и мансардами как минимум трёх зодчих стилей трёх разных эпох, здесь остались лишь одни воспоминания. Зато сколько тут было деревьев и прочей экзотической растительности, которая, казалось, беспрепятственно захватывала любую открытую перед ней территорию, включая стены малогабаритных построек и даже их крыши. Ну и, само собой, своих особых красок к местной экзотике добавляли, как тропическая ночь, так и тусклые фонари вдоль стеснённых улочек и внутри небольших дворов. И, похоже, их экипаж остановился едва не в самом конце района, крайняя граница которого практически упиралась в подножие мыса. Дальше уже можно было взбираться лишь пешим ходом по крутым дорожкам вытесанных либо в камне, либо в песчанике ступеням.
Правда, никуда подниматься они не стали. Прошли от фиакра, видимо, в самый большой здесь двор, окружённый всего несколькими двухэтажными домами с покатыми мансардовыми крышами и более высокими деревьями с раскидистыми кронами-куполами вечнозелёных шатров.
Всё то время, что пришлось ступать по незнакомой поверхности далеко не идеально ровной земли, Эвелин продолжала изводить себя вопросами, какого чёрта она это делает, а, главное, что именно она здесь делает? Просто идёт следом за Полин, боясь отпустить руку подруги хотя бы на несколько мгновений? Никаких иных объяснений в голове более не возникало? Или же её так сильно манили звуки незнакомой мелодии из резких, будто агрессивных стаккато, льющихся из двух скрипок одновременно под аккомпанемент более мягкого бандонеона*?
Выбиваемый кастаньетами и тамтамами местного происхождения ритм тоже мало на что походил, по крайней мере Эва впервые слышала столь непохожую на иные музыкальные стили технику исполнения. Что-то среднее между цыганскими мотивами и более утонченными, можно сказать, сложными переборами. Но довольно-таки пробирающими, буквально бьющими по нервам обжигающим током скрытой в них энергетики.
В любом случае, эта музыка определённо не для пассивного слушателя. Слишком энергичная и столь же надрывная, как и её ноты. И чем ближе к ней подходишь, тем глубже она проникает в твою кровь, растворяясь в венах, подобно щедрым дозам сильнейшего дурмана, тут же ударяя в голову, но вовсе не расслабляя, а зажигая спавший до этого потенциал прирождённой танцовщицы. Казалось,
Нет, это был далеко не бальный зал и не танцевальная эстрада, как в каком-нибудь парке под открытым небом, а всего лишь большой двор, освещённый несколькими фонарями и дополнительными керосиновыми лампами. И его просто использовали для танцев. При чём танцующих пар было не так уж и много, и большая их часть предпочитала придерживаться крайних границ периметра отведённой для них площадки, в то время как центральную «нишу» занимало сразу несколько человек, исполнявших некую групповую сценку совершенно незнакомых для Эвелин танцевальных па. И, судя по внушительному количеству зрителей, подпиравших стены домов этого одноярусного «амфитеатра», их интерес как раз и был сконцентрирован на красивейшей женщине в центре танцевальной «сцены» и накручивающих вокруг неё сольными номерами то ли сразу нескольких кавалеров, то ли соперников своеобразной дуэли, борющихся друг с другом за право на партнёрство с этой жгучей южанкой.
Даже полусумраки неярко освещённого двора не сумели скрасть ладную фигуру и лепное лицо ошеломительной красавицы смешанных кровей. Наоборот, ещё чётче и контрастней обрисовывали глубокими тенями и цветовыми рефлексами точёные формы женского тела: обнажённые руки, рельефные плечи и декольте, длинную шею и статно поднятую голову с высокой причёской. Незамысловатый лиф танцевального платья плотно облегал небольшую грудь и тонкую талию, будто под корсажем не было никакого корсета, и переходил в струящиеся складки длинной юбки без особых излишеств, тем не менее куда сильнее подчёркивающих природную грацию и изящество своей хозяйки, чем если бы та была разодета в дорогие шелка и килограммы драгоценных украшений. Она сама по себе являлась бесценной жемчужиной данного представления, некоронованной королевой, снизошедшей до своих подданных и облачённой лишь в свою природную красоту.
Её танец тоже напоминал ленные движения неспешной в своём выборе созерцательницы, в то время как мужская «половина» будто была готова расшибиться перед ней о землю на смерть, выписывая вокруг своей богини головокружительными движениями обезумевших от страсти несчастных смертных. Танцоры к ней приближались, почти в притык, даже создавалось ощущение, что кто-то из них вот-вот да сгребёт её в свои жаркие объятия и совершит прямо на глазах изумлённой публики какое-нибудь безрассудное действие. Но все их попытки заканчивались лишь иллюзорными прикосновениями к совершенной фигуре непреклонной красавицы, скольжением мужских ладоней и пальцев поверх её неприступного тела всего в дюйме от реального касания. И от этого все их движения с прямолинейными жестами казались ещё более завораживающими и шокирующими. Ведь, по сути, их никто не останавливал при выборе мнимого соприкосновения к груди или иной части тела женщины, поскольку они не были настоящими, но от этого не менее откровенными и даже через чур интимными.
Наверное, прошла целая вечность, прежде чем Эвелин пришла в себя и очнулась (пусть и не окончательно) из нежданного транса, вспомнив, где она вообще находится. Хотя сложнее было заставить себя отвернуться, нежели осознать куда она попала, а, главное, по чьей прихоти и для чего. Ведь голова от увиденного и пережитого кружиться меньше не перестала, как и сердце отбивать свой собственный гулкий ритм, слишком громкий и учащённый, почти надрывный. Что уже говорить о кипящей в жилах крови или расплавленного под кожей жара, который лишь усиливался с каждой пройденной секундой при полном погружении в происходящее и коему ничего не стоило дойти до взрывоопасной точки кипения, достаточно лишь ощутить за своей спиной близость всего одного конкретного человека. Неважно, сколько ещё людей стояло рядом и за чью руку она в тот момент цеплялась, подобно маленькой девочке на многолюдной ярмарке. Видимо, с этим Киллианом Хейуордом изначально что-то было не так, раз девушка реагировала на него столь сильным и чрезмерно глубоким волнением, мечтая в те моменты только об одном – оказаться от него как можно подальше, желательно на другом конце света.