Плач богов

Владон Евгения

У Эвелин чуть сердце не разорвалось за прошедшую минуту, стоило лишь проникнуться и прочувствоваться скрытым смыслом незнакомого ей танца в исполнении всего одной пары, чтобы до конца понять, что он означает, и почему Киллиан Хейуорд говорил о его запрете для массовой популяризации. Когда мужчина подключился к общим движениям танго к своей партнёрше-богине, буквально окольцевав ту своими руками и через чур смелой поступью ног, кроме нахлынувшего в тот момент жгучего желания закрыть глаза и благополучно лишиться чувств, Эва, наверное, больше и не испытала. Хотя нет. Это было лишь по началу. И длился этот приступ довольно недолго.

Девушка пришла в себя сразу же, как только двор наполнился шелестом

одобрительных аплодисментов и всего через несколько секунд к ведущей паре танцоров начали подключаться другие желающие. Пусть и не настолько яркие и не завораживающие до глубины души своими танцевальными способностями наблюдающие за ними взоры, но всё же достойные и своей порции заслуженной похвалы.

– Так это… и вправду танец бедных эмигрантов? – как эти слова сорвались тогда с её губ, для Эвелин останется неразрешённой загадкой даже через несколько десятилетий. Но они-таки сорвались, с несдержанным придыханием и лёгкой дрожью в изумлённом голосе, будто сами по себе и вопреки желанию. И то, как она прижимала в ту минуту горячую ладошку к своей часто вздымающейся груди, Эва тоже заметит не сразу. Будет почти с тоской в поплывшем взгляде наблюдать, как Полин и Крис отделяются от линии зрителей, тут же вливаясь в танцующие пары своим контрастирующим друг с другом тандемом, и, видимо, завидовать им. Но скорее неосознанно и только телом, чуть дрожащим от переизбытка переполняющих её ощущений и ответной реакции на музыку, увиденное и прочувствованное.

– А у вас возникли какие-то сомнения на данный счёт? Или по-вашему, бедные люди не способны самовырожаться схожими способами, поскольку ни на что не способны в принципе из-за своего происхождения и врождённой необразованности? – она так и не поймёт, чем её отрезвит сильнее, голосом или же смыслом слов Хейуорда? А может и тем и другим вместе взятым, включая его близостью, буквально вломившейся в сознание девушки после короткой «амнезии», до этого вырвавшей её ненадолго из границ окружающей реальности?

– Я не говорила такое! – она даже порывисто выдохнет от возмущения и впервые не сдержится. Обернётся и посмотрит расширенными от изумления глазами в дьявольский лик молодого мужчины, практически нависающего над ней всего в нескольких дюймах от её спрятанного за маской лица.

И снова её сердце изойдётся сумасшедшим ритмом собственного обезумевшего танца, впиваясь раскалёнными стилетами обжигающего страха в сухожилия и опорные точки резко ослабевшего тела. Захочется резко присесть (только вот куда?), как и закрыть веки, чтобы не видеть и не чувствовать всего этого. Но не сможет. Кое-как сдержится, только бы не задохнуться под оглушающим ударом накрывших с головой ощущений и оцепенеет, впившись мёртвой хваткой шокированного взора в чёткие черты напротив.

Лишь на какое-то мгновение, ей почудится, что она увидит в почерневших глазах пугающего её человека некий отблеск едва уловимой тени, то ли скрытой, то ли призрачной жёсткости недоброго взгляда. Или же она попутает его с лёгким прищуром и без того раскосых глаз опаснейшего в мире хищника, присматривающегося к своей жертве прямо в упор, перед тем, как совершить свой последний, контрольный удар.

– Если и не говорили, то не значит, что не думали. Подобные вам люди, слишком предсказуемы в своих суждениях, и они даже не пытаются этого скрывать ни внешне, ни как-либо ещё (а порою демонстрируя это в открытую). Так что, в этом нет ничего удивительного. Полин тоже когда-то имела схожие взгляды и мысли. Нельзя жить в одной среде и думать как-то отличительно от людей своего круга. Это противоречит устоявшемуся порядку вещей. Ещё скажите, что вы смотрите на меня таким осуждающим взглядом, потому что просто боитесь, а не потому, кто я и какую нишу по своему происхождению

занимаю под вашим высшим обществом.

Уж чего-чего, а подобного поворота событий Эвелин ну никак не ожидала. Мало того, ощущение, будто её только что ударили под дых столь несправедливым обвинением оказалось не только оглушающе неожиданным, но и пугающе болезненным. Словно намеренно ждали, когда же она окажется наиболее уязвимой и неспособной к самозащите.

– Да с чего вы вообще взяли, что я могу так думать? – поднявшееся со дна шокированного рассудка ответное негодование всего за несколько мгновений сотворило нечто невообразимое – смело за доли секунды на своём пути всё, что когда-то накладывало на язык и тело скованным бездействием покорного молчания, разорвав в один щелчок условные цепи высокоморальных запретов и общественного порицания. – Или же сами не так далеко ушли от собственных предрассудков? Привыкли мыслить о девушках моего происхождения, как о капризных и надменных стервах? Ибо подобные мне даже взгляда своего в вашу сторону не кинут? А ежели и кинут, то не заметят буквально в упор, будут смотреть как на пустое место или насквозь.

– То есть, вы считаете себя совершенно другой? – не похоже, чтобы её слова как-то задели Хейуорда. Напротив, губы мужчины дрогнули в знакомой ухмылке ироничного скептика, словно он ждал именно этого момента, когда сумеет её поддеть именно подобными словами.

– А я сейчас смотрю сквозь вас?

– Нет, не насквозь, но прожигая. – лучше бы она отвернулась, а ещё лучше, сбежала отсюда как можно подальше, потому что происходящее обретало какие-то безумные оттенки ирреального сна, вскрывая неведомые ранее для тела и разума сумасшедшие ощущения и чувства. И что самое страшное, она не то что не могла, а будто не хотела всплывать из этого вязкого омута агонизирующего исступления, окрашенного цветом горького шоколада с вкраплениями чёрного перламутра. И чем глубже она вглядывалась в его бездонные топи, тем сильнее её затягивало их губительным водоворотом скрытого помешательства – её грядущего помешательства!

– Даже и не думая скрывать своего классового превосходства. Прекрасно зная, что в любой момент вы можете поставить меня на моё законное место лишь указав на него словом или взглядом. И этого уже ничем из вас не вытравишь, даже окажись мы в равных условиях на одной чаше весов.

– Откуда такая… неслыханная уверенность? – ей бы возмутиться, да уйти, так нет же. Можно подумать кто-то её заколдовал против воли, насильно пригвоздив к данному месту возле этого… напыщенного упрямца. Хотя, догадаться, кто же мог с ней такое сотворить было совершенно несложно.

– А разве вы мало этого демонстрировали сегодня? И не только сегодня, если уж вспоминать всё то, что успело произойти до сего вечера. Или скажете, что, не задумываясь, пойдёте танцевать со мной, пригласи я вас на этот танец?

– Серьёзно? И это весь ваш аргумент? – до сознания так и не успел дойти смысл слов об упоминании их более ранних встреч, поскольку слух тут же вцепился за последнюю фразу, как за более безопасную и менее травмирующую. – Я никогда не соглашусь танцевать с вами, потому что я выше вас по своему положению?

– Так вы принимаете моё приглашение? Прямо сейчас?

– Что?.. – вот теперь-то у неё разом и дыхание спёрло, и в голове резко помутнело.

– Так я и знал. – а этому изворотливому наглецу, видимо, иных подходов и не требовалось, достаточно лишь ловко подбросить изысканную наживку, а потом изящно подцепить зазевавшуюся добычу столь изощрённым манёвром матёрого охотника. И вуа-ля, жертва на крючке по самые жабры. – Сразу сделали большими глаза и теперь начнёте открещиваться тем, что данная ситуация не может быть использована в качестве доказательства вашим убеждениям.