Плач богов
Шрифт:
– С чего вы взяли, что я… думала о вас? – а с чего она вообще ему отвечала и позволяла делать с ней подобное?
– Иногда такие вещи можно почувствовать и даже увидеть. Может сейчас тобою управляет обычное любопытство, но без взаимной симпатии, ты едва ли позволила прикасаться к себе кому бы то ни было… И в особенности так…
А может он просто врал, потому что каким-то образом сумел её околдовать или сделать что-то такое, что полностью связало её волю, сковав вместе с телом по конечностям и чреслам неразрывными оковами чужого воздействия. Прямо как сейчас, проделав во истину завораживающий то ли жест, то ли магическое движение пальцами правой длани, когда отпустил её ладошку и прочертил по всему изгибу белоснежной руки до самого плеча
Теперь он не просто держал голову девушки и направлял её положение со взглядом в нужную ему сторону, он на самом деле будто бы нажимал на какие-то скрытые точки, пуская по оголённым рецепторам лёгкие разряды сладчайшего тока; путая мысли и чувства, перехватывая нити чужих эмоций, страхов и даже действий, чтобы переплести со своей волей и удержать буквально на кончиках своих пальцев.
И в какой-то момент Эвелин почудилось, словно она не ощущает ног и, по крайней мере, большую часть тела, зависнув в невесомости и в собственных ощущениях, как в наэлектризованном вакууме сплошного статического напряжения. Всего одно неверное движение и её убьёт… Убери Хейуорд руку от её затылка, и она просто упадёт, даже не осознавая почему да как.
«Ты знаешь, почему грех столь притягателен и осуждаем?» - он это говорил в слух (вернее, шептал ей в губы) или как-то проник ей в голову? – «Потому что он под запретом. А всё, что под запретом вызывает нездоровый интерес и острую тягу. Но самое восхитительное, когда недоступное оказывается, как желанным, так и стимулирующим постоянную жажду. Когда хочешь вкушать запретный плод снова и снова. И чем он не досягаемей, тем слаще. Чем больше препятствий к поставленной цели, тем пьянительней одержанная победа. Ты бы хотела сделать это первой, Эвелин? Хотела бы поцеловать меня?.. Узнать каково это? Вкусить то, что запрещено и возведено в ранг смертного греха? Попробовать настоящий грех на вкус. Попробовать мужчину… Меня…»
Дьявол определённо существовал и имя ему – Киллиан Хейуорд. А если и не Дьявол, то какой-нибудь языческий демон, отравляющий невинные души искушающими речами порочного соблазна. Или всё-таки далеко не невинные? Если бы в ней изначально не было червоточины, разве бы он учуял текущую в её жилах дурную кровь? Как бы он вообще тогда сумел её заметить среди сотен других лиц, если только не узрел равную себе по испорченной сущности грешницу? И как объяснить это безумное притяжение между их телами? Почему её так и манит поддаться его околдовывающему голосу и исходящей от него силы, раствориться в его словах и в каждом движении мужских рук, губ… скрытой за чёрными одеждами физической опасности? Узнать, что это на самом деле, не только увидеть, но и прикоснуться к чужой коже и плоти или же почувствовать чужую ладонь под тканью собственного платья и исподнего.
Боже, сколько же в ней оказывается низменного и бесстыжего.
Хотела бы она его поцеловать первой? Да она скорее умрёт, чем решится на такое! Она вообще не понимает, почему испытывает столько всего рядом с ним (и к нему тоже). Почему не отталкивает и не бежит сломя голову? Она же знает, чего на самом деле стоят подобные речи из чистейшей патоки… по крайней мере, чего они стоили для Софии Клеменс.
– Я бы с большим удовольствием попробовала воды, потому что из-за сильного головокружения уже не могу ни дышать, ни соображать… И если я сейчас не присяду, то, боюсь, вам придётся нести меня на руках.
И, наверное, только тогда Эвелин заметила, как крепко держалась за его плечо и лацкан чёрной жилетки, буквально вцепившись мёртвой хваткой в атласную ткань дорогой материи и в то, что пряталось под ней – в твёрдые, как живой камень, мышцы мужчины. Жаль, что материя мешала ощутить его кожу именно
– Тебе плохо? – ему пришлось отстраниться и вглядеться в её лицо (вернее, в глаза и не скрытую маской часть лица), чтобы убедиться, насколько всё было плохо для девушки и него самого – горе-совратителя. Желание, потянуть за концы завязок карнавальной маски на её затылке, чтобы снять ту ко всем чертям, в который уже раз за этот вечер было подавлено практически насильно.
Был ли он разочарован и раздосадован? Возможно. Но не настолько, чтобы закончить очередное поражение каким-нибудь постыдным бегством с этого двора. Его ещё вело и довольно-таки сильно, и едва ли данное состояние можно было списать на магию первой летней ночи и выдуманного им же мистического воздействия аргентинского танго. Его завёл совсем не танец, и раскалённые под кожей разряды сексуального воспаления продолжали разливаться возбуждающими приливами по мышцам и нервам вовсе не из-за стандартных движений танцевальных па.
– Да… как вы догадались? – её пальчики действительно дрожали, крепко-крепко вцепившись в его жилетку, так же, как и её взгляд распахнутых на всю ширь бездонных глаз держался за его лицо едва не осязаемой мёртвой хваткой.
Его ломало от острого желания выругаться прямо ей в губы и оплести её лебединую шейку всей пятернёй, и не потому, что она только что поломала его идеальную ловушку самой банальной фразой и скрытой в её немощном голоске иронией. Пока он и сам не находил объяснения оглушившей его вспышке более-менее контролируемой злости. По сути с ним такое было впервые – его впервые отвадили от жирного куска сочной добычи, на которую он прилюдно пускал слюни уже бог весть сколько времени, и впервые он действительно хотел довести начатое до своего логического конца. Только ему не дали. Разбередили аппетит до болезненной изжоги пьянящими ароматами и одурманивающими эфирами сладкого предвкушения, убедив тщеславный разум пресытить его истомившуюся плоть долгожданным вкусом упавшего в его руки плода. А потом ещё и ударили по пальцам. Но не отрезвили. Временно напомнили, где его место. Чем и разозлили, пусть и не столь явно.
– Что тут у вас случилось? Лин, с тобой всё хорошо? – Полин хоть и не сразу, но всё-таки заметила, как они покинули центр дворовой площадки, направившись в сторону домов к небольшому патио из деревянных столов и скамеек под навес перголы, оплетённой лозами столового винограда и вьющегося жасмина. Долго раздумывать не стала, тут же последовала за обоими беглецами, не скрывая обеспокоенного волнения крайне назойливого соглядатая. Как говорится, не прошло и минуты, как их настигли за попыткой перевести дыхание.
– Просто стало нехорошо… Не рассчитала сил для подобного танца. – Эвелин только и успела, как присесть за ближайший стол на край скамьи под пристальным надзором своего кавалера по танго.
Казалось, тот тоже не собирался отходить от неё ни на шаг и не на секунду. И расстояния не увеличивал ни на дюйм, маячил за спиной невыносимо осязаемой тенью, усиливая следы от своих недавних прикосновений именно своей поглощающей близостью. И ей всё чудилось каждое мучительное мгновение, что он вот-вот поднимет руку и снова коснётся её. Не важно где и как. Просто не даст ей забыть, что это такое. Его прикосновения. Его тепло. Искорки сладкой неги чужих касаний, рассыпающиеся по коже будоражащими вспышками и сонмом головокружительных ощущений, под захватывающим воздействием коих хотелось невольно закрыть глаза и отдаться их проникновению, как омывающим волнам тёплого моря. Даже не нужно было глотать новых порций крепкого алкоголя, чтобы вызвать столь сильное опьянение, достаточно позволить этому человеку завершить то, что он так хотел с ней сделать. Жаль, что она слишком этого боялась, что даже чрезмерное любопытство не смогло перекрыть более сильные страхи.