Плачь обо мне, небо
Шрифт:
О том, сколь сильно в ней развиты сочувствие, готовность помочь и жертвенность, он был прекрасно осведомлен – сестра желала воспитать дочерей по тому идеалу, что видела перед своими глазами. Это сыграло ему на руку. И то, что Шуваловский щенок куда больше предан долгу, нежели сердцу, он тоже превосходно знал: стоит лишь упомянуть монаршее имя, он оставит и невесту, и мать. Любой добродетелью можно воспользоваться, стоит лишь знать, как.
Единственное, что никакого похищения он не планировал: человеку было сказано мирно доставить ее сюда, и лишь в крайнем случае прибегнуть к выданному
Со стороны постели раздался шорох и приглушенный мучительный стон, и Борис Петрович сфокусировал мутный взгляд на шевельнувшейся фигурке. Подавшись вперед, он сощурился: Катерина понемногу приходила в себя. Если верить часам, она пробыла без сознания около получаса – минут десять её доставляли сюда, и еще примерно двадцать он ожидал её пробуждения. Судя по тому, как искривилось её побледневшее лицо с принявшими синеватый оттенок губами, она сейчас испытывала не самые приятные ощущения – все как тогда.
Явно ослабевшими руками попыталась приподняться и даже сумела это сделать, хоть и очень неуверенно: Борис Петрович за её действиями наблюдал с едва заметной усмешкой. И молчал – ожидал, пока племянница сама поймет, где она и с кем.
Она не разочаровала.
***
Ей было плохо. Это звучало абсолютно никак – просто, без каких-либо уточнений, но зато максимально верно. Ей было настолько плохо, что если бы она могла, она бы вновь провалилась в беспамятство. Тошнота накатывала волнами одна другой больше, и каждый новый вдох, казалось, усиливал их частоту. Совсем же не дышать не выходило – тогда в ушах начинало звенеть еще сильнее. Каждая клеточка, казалось, была пропитана этой тошнотой, а еще – невыносимой мигренью.
Когда ей удалось открыть глаза, она даже не поняла, где находится, и отчего на потолке нет той широкой люстры, которую она рассматривала каждое утро в Семеновском вот уже более полутора месяцев. Но сейчас было явно не утро – меж плотно задернутых штор едва протолкнулся слабый лучик света. И она, кажется, находилась совсем не в Семеновском.
Воспоминания нахлынули слишком внезапно, заставляя мучительно застонать: от отвращения к себе и ситуации, в которой она оказалась. Даже если опустить её проклятую отзывчивость (и пренебрежение настоятельной рекомендацией маменьки не ходить никуда с незнакомцами, особенно с мужчиной, и не столь важно, что вокруг еще целая толпа людей – ему ж это не помешало совершить злодеяние), как можно было оказаться настолько беспечной, чтобы полностью забыть о своем спутнике? Желала как можно аккуратнее ускользнуть от всевидящего ока жениха? Восхитительно! Добилась своего! Как в образцовом романчике – хрупкая и абсолютно глупая героиня поверила в чужую сказочку и тут же оказалась в беде.
Проблема одна – никакой принц её не спасет.
Даже если однажды ему это удалось.
Приподнявшись на ватных руках, Катерина стиснула зубы от усилившегося головокружения и полуобернулась в противоположную сторону от окна. Туда, где легко можно было различить знакомый силуэт в темном кресле с явно старой обивкой.
– Дядюшка?.. – хриплый, дрожащий голос – искреннее удивление на лишенном всех красок лице. Только испуга не было: старательно прятала. Она почти
Старый князь вольно откинулся на спинку кресла и медленно кивнул.
– Ну здравствуй, Катерина.
Он выглядел крайне довольным, словно бы радовался их встрече. Она о себе того же сказать не могла.
– Зачем я здесь? – голос стал тверже: с тошнотой понемногу удавалось справиться. По крайней мере, пока она концентрировалась на сдерживании внутренней ненависти к собеседнику, прочее становилось фоновым. Незначительным.
– Совсем не скучала по дядюшке? Дурно же тебя матушка воспитала, – с прискорбием заключил старый князь, качая головой. В упор смотрящая на него Катерина, понемногу приходящая в себя, выпрямилась, продолжая сидеть на постели.
– Не смейте её упоминать, – процедила сквозь зубы она. – Что Вам нужно от меня? Вы ведь отнюдь не из великой любви ко мне устроили это похищение.
– Какое похищение? – театрально изумился Борис Петрович. – Господь с тобой, Катерина! Просто не все слуги умеют достойно обходиться с барышнями – я лишь хотел пригласить тебя побеседовать.
Катерину захлестнуло раздражение, что еще сильнее развеселило старого князя: наблюдать за её эмоциями было крайне забавно. Она сомневалась, что сумеет долго держать маску равнодушия и покорности.
– Обойдемся без полагающегося чая и прочих формальностей – к чему эта беседа?
– Ты повзрослела, – уже серьезнее оценил Борис Петрович, одобрительно усмехнувшись. – Вот только стала ли ты умнее?
– Что Вам от меня нужно? – медленно и четко повторила она ранее заданный вопрос, тихо выдыхая и не сводя глаз с лица, которого бы с удовольствием не видела до конца своих дней. Правда, в опасной близости от него казалось, что этот момент наступит куда раньше, чем ей бы хотелось.
– Послушания, – просто сообщил старый князь.
– Вновь станете пытаться вовлечь меня в свои безумные интриги? – губы искривились в горькой полуулыбке. – Не стоит. В этом нет никакого смысла.
Она не собиралась более действовать по его указке – идти наперекор открыто сейчас было нельзя, но и слепо слушать его фантазии… ни к чему. Ей стоило лишь каким-то образом выведать, как вновь найти его, чтобы это уже сделали жандармы. Информации, что находится в их руках, достаточно, чтобы забросить старого князя в самый дальний каменный мешок Петропавловской тюрьмы. А если же нет, она найдет способ еще сильнее очернить его перед лицом правосудия – все, что угодно, лишь бы он уже сгнил в казематах.
– Зря так думаешь, – Борис Петрович поднялся на ноги и неспешным шагом обошел широкую постель по направлению к окну. Встав так, чтобы его некрупная фигура перекрыла последний источник света между сдвинутыми портьерами, он с насмешкой взглянул на не сводившую с него глаз племянницу, вынужденную обернуться. – Ты ведь не хочешь навсегда потерять семью?
Плечи её напряглись, а лицо, казалось, превратилось в восковую маску – он с профессиональной точностью вогнал острую игру в болевую точку, прекрасно зная, куда бить. Катерина могла жертвовать собой, но не подставила бы под удар близких. И это всегда было беспроигрышным ходом.