Плачь обо мне, небо
Шрифт:
Он обещал. Матери и себе.
Комментарий к Часть II. Зеленоглазая душа. Глава первая. О чем молчат твои глаза
Год. Ровно год с момента первой публикации. Полтора - с момента начала работы над историей. Два с половиной - с момента появления не дающей покоя задумки. Какое-то скомканное авторское спасибо и попытка понять, где взять силы до самого конца.
========== Глава вторая. И станет ночь длиннее дня ==========
Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1864, март, 29.
— Его Высочество, похоже, питает к тебе теплые чувства, — бросила хитрый взгляд над книгой, что держала в руках,
— О чем ты? — осматривая перчатки на предмет изъянов, как можно более спокойно осведомилась Катерина; надлежало как можно скорее перебрать свой гардероб, чтобы заказать у портнихи несколько выходных туалетов (на этом настояла Елизавета Христофоровна), да и нести дежурство в траурном простом платье было слишком непочтительно по отношению к государыне. Не сказать что бы княжна находила удовольствие в этом абсолютно девичьем занятии, но светское общество диктовало свои правила, и не ей было идти против них. Сашенька, конечно же, ничуть не верящая в увлеченность соседки, только вздохнула, даже не пряча улыбки.
— Пока ты была у государыни, к тебе посыльный был. Точнее, он с Лизой встречался — она уже корзинку-то и принесла, — пояснила Жуковская, неотрывно наблюдая за изменением эмоций на лице Катерины; та все так же не отрывалась от разложенных рядом пар перчаток, однако прежде чем взять новую пару, чуть помедлила, реагируя на сказанное.
— И зачем бы Его Высочеству передавать мне что-то через посыльного и Лизу?
— Как же, чтобы сохранить все в тайне, — словно бы неразумному ребенку, понизив голос, сообщила Сашенька. — Ему уж точно известно, как ты не желаешь слухов. И вообще, — вдруг возмутилась она, — не о том тебе стоит спрашивать: неужели тебе не интересно, что в корзинке?
— Ничуть, — пожала плечами Катерина, — если тебя гложет любопытство, можешь развернуть обертку.
— И послание прочесть? — уточнила Сашенька, захлопывая маленький томик, который уже потерял для нее всякую ценность: когда здесь рождается настоящий любовный роман, к чему искать вымышленных историй?
— Если оно тебя убедит в том, что Его Высочество не имеет ко мне иных чувств, кроме дружбы — изволь.
Бросив что-то о святой простоте и наивности, Жуковская соскочила с постели, на которой и сидела все утро, пребывая в наслаждении слогом де Лафайет, и мгновенно завладела оставленной на туалетном столике невысокой корзинкой, перевязанной лимонно-желтой лентой. Тонкая блестящая бумага шуршала под нетерпеливо разворачивающими ее пальцами, пока хитрые глазки прыгали туда-сюда, стараясь углядеть как можно больше. Катерина, в действительности слукавившая — все же, ей было интересно, что именно передал ей цесаревич, раз уж сделал это через посыльного — старательно не замечала восторженных вздохов и ахов соседки.
— Я полагала, что Его Высочество больший романтик, — заключила Сашенька, обозревая содержимое корзинки, — или же вы решили
Та как-то неопределенно качнула головой, однако просто оставить эту тему не вышло — Жуковская могла быть очень настойчива, когда хотела того. Махнув перед лицом княжны перевязанным букетиком желтых крокусов, она потребовала отдать ей все внимание.
— Я понятия не имею, о чем ты говоришь, — устало произнесла Катерина. — Мы не состоим в переписке — ни в любовной, ни в какой другой. И не думаю, что Его Высочество действительно желал задать мне этот вопрос**.
— А если бы задал?
Закатив глаза в ответ на этот подкол, княжна с укором взглянула на соседку, но та, похоже, порой была еще более невыносима в вопросах сердечных, нежели Эллен. Впрочем, переключилась она еще быстрее, чем упомянутая графиня Шувалова: вновь запустив руку в корзинку и на сей раз выудив оттуда золотисто-желтый шарик в бумажной «чашечке» — глаза Сашеньки сияли сейчас не хуже бриллиантов в императорской короне.
— Ты только посмотри, какие чудесные профитроли! — восторженно разглядывая сладость, выдохнула она. — Здесь и с кремом, и с шоколадом, и… ой, даже с миндальным ликером, — едва не зажмурившись от наслаждения, протянула Жуковская. — В меню моего свадебного стола первым пунктом бы стал croquembouche.
Ее завороженный взгляд ласкал угощение, а совесть, столь не вовремя очнувшаяся, требовала испросить разрешения у адресата на то, чтобы попробовать хотя бы одно пирожное. Катерина же как-то настороженно взглянула на корзинку, впервые действительно заинтересовавшись ее отправителем: в том, что им являлся не цесаревич, она теперь имела полную и непоколебимую уверенность. Николай хорошо знал о ее нелюбви к профитролям и вряд ли бы стал присылать сладости лишь для того, чтобы подразнить ее.
— Там точно нет никакой записки? — осведомилась Катерина, откладывая в сторону перчатку. Жуковская бросила на нее торжествующий взгляд.
— Все же, должно было присутствовать письмо?
Не обращая внимания на комментарии соседки, княжна подошла к столику, чтобы осмотреть подарок и лично убедиться в отсутствии любых посланий, указывающих на личность адресанта. Увы. Таковые и впрямь не существовали, и даже содержимое корзинки не давало возможности определить таинственного дарителя. Нахмурившись, Катерина дотронулась до желтых лепестков, раздумывая, кому могло понадобиться отсылать ей сладости и цветы. Она ведь даже друзей в Петербурге не имела, не считая Эллен, находившуюся сейчас в Семеновском, да и то — та бы ей точно не профитроли с крокусами дарила, а скорее письмо с уведомлением о необходимости появиться у портнихи, да какой-нибудь гарнитур.
— …значит, ты меня простила? — вопрос Сашеньки оказался упущен.
Озадаченно моргнув, княжна взглянула на что-то желающую соседку: глаза напротив умоляли так, что отказать им не удалось бы, даже если бы они просили о невозможном. Махнув рукой, уже и не помнящая о недавней размолвке Катерина молчаливо дала разрешение, даже не вникая в суть и довольствуясь просиявшим лицом Жуковской, тут же изящно подхватившей профитроль из его «чашечки». Стоило сразу догадаться, что известная любительница французских сладостей не устоит перед искушением.