Плачь обо мне, небо
Шрифт:
— Ее Величество отпустила меня проведать Эллен, но после мне надлежит вернуться к дежурству. — пояснила Катерина в ответ на незавершенный вопрос.
— Вместе с людьми Долгорукова? Интересная смена служебного положения — из офицеров в дежурные фрейлины, — усмехнулся Николай, однако тут же посерьезнел. — Как Maman восприняла это известие?
— Государыня не осведомлена, — с облегчением сообщила княжна, — ни о произошедшем с Великой княжной, ни о допросе. Ей было сказано, что жандармы играют роль моей охраны от возможной смены действий князя Остроженского.
— Умно, — согласился цесаревич, — с него бы сталось и с Вами расправиться. Не могу дождаться момента, когда его арестуют. Этот человек заслуживает самого жестокого наказания, и казнь в нем будет находиться на последнем месте.
Остаток пути прошел в молчании. Прежде, чем расстаться с княжной у лестницы, ведущей на третий
— Зачем Вы это сделали, Катрин?
Княжна вздрогнула. Несколько томительных секунд она молчала, не зная, что должна ответить на это. И как.
— Я не могла позволить Вам рискнуть своей жизнью с той же целью.
Повисшая между ними тишина зыбким коконом окутала обе фигуры, даря короткий миг единения душ. Они стояли рядом, на расстоянии пары шагов, способные едва протянуть руки и докоснуться холодными пальцами. Но не шевелились, лишь сохраняя почти осязаемую связь взглядов. И в этом было что-то интимное. Вечное.
— Вы помните, что задолжали мне желание? В тот день, когда мы с Вами устроили скачки наперегонки. Позвольте его использовать? Я надеюсь однажды снова увидеть Вашу улыбку, Катрин.
Уголок губ дернулся, но так и не сумел сложиться ни в одну эмоцию. На бесстрастном осунувшемся лице с печатью усталости едва проскользнуло что-то, напоминающее отчаянную благодарность. В столь живых зеленых глазах не было ничего.
Юбки шелохнулись, сминаясь, когда ноги подогнулись в реверансе. А чуть позже цесаревич наблюдал, как худенькая фигурка, старающаяся сохранить привычную осанку и горделивую посадку головы, удаляется вверх по фрейлинской лестнице. Так некстати вспомнился октябрь, и так некстати что-то в груди защемило.
Хотелось верить, что жертва была не напрасной.
Простите меня, Катрин.
Конец первой части
Комментарий к Глава девятнадцатая. Полоса крови под рассветом
___
*Софья действительно была дочерью М.Н.Голицына от второго брака, однако умерла в пятилетнем возрасте. Безусловно, никакой сплетни о ней и Великих князьях не существовало, но и без этого подобных слухов во все времена ходило немало.
*Франц Винтерхальтер, немецкий живописец, признанный модным придворным художником; его кисти принадлежит один из самых известных портретов Марии Александровны, датированный 1857 годом.
___
Автор тихо выдохнул и взял себе отпуск на месяц, потому что вторая часть побольше размерами будет. Но Автор готов подискутировать на тему первой, да.
========== Часть II. Зеленоглазая душа. Глава первая. О чем молчат твои глаза ==========
Как осужденный, права я лишен
Тебя при всех открыто узнавать,
И ты принять не можешь мой поклон,
Чтоб не легла на честь твою печать.
У.Шекспир, сонет №36
Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1864, март, 25.
Принявшая православие в первый год пребывания в России, Мария Александровна обратилась к новой для нее вере сразу же с открытой душой, и потому каждый христианский праздник для нее был не пустым торжеством, что надлежало соблюсти, а истинной причиной для сердечной радости. В такие дни, начинающиеся с литургии в дворцовой церкви, она старалась посетить как можно больше заведений, находящихся в ее ведомстве и не попадающих под него, и если самой государыне это даровало покой и ясность в мыслях, то фрейлинам, сопровождающим ее, это казалось скорее утомительным занятием. Не желая принуждать кого-либо из них, верующая в то, что все благие деяния должны совершаться сердечным порывом, Мария Александровна в такие дни снимала обязанности с дежурных фрейлин, позволяя сопровождать ее лишь тем, кто искренне настроен провести день подле нее. На сей раз, в Благовещение, надлежало нанести визит в Смольный, а также Воспитательный дом и детскую больницу Святой Магдалины. Составить компанию государыне вызвались Сашенька Жуковская, Ольга Смирнова и Катерина Голицына, возвернувшаяся ко Двору днем ранее.
Она намеревалась было приступить к своим обязанностям значительно раньше — еще в конце февраля, когда минули сороковины, завершившие поминовение Дмитрия. Было немыслимо даже подумать о возвращении к светской жизни, когда душа носила траур по жениху, однако и оставлять надолго Императрицу Катерина не желала: и без того злоупотребила ее милостью, задержавшись в Семеновском. Однако ее скорому возвращению воспрепятствовала сама государыня, настоявшая на том, чтобы фрейлина еще месяц провела вне столицы. Сказать по правде, Мария Александровна надеялась вызвать Катерину лишь после переезда в Царское Село,
О том, что боли уже не существовало — государыня не ведала; душой ее фрейлины овладела пустота, пропитанная едва зарождающейся ненавистью. Еще не тем черным чувством, что озлобляло сердце, превращая его в тлеющую головешку, источающую смрад, но мертвенно-холодным бесстрастным ощущением, отсекающим всяческие эмоции и потопляющем в бессилии.
Жертва была напрасной.
Если говорить начистоту, конечно, она стала еще одной причиной к поимке Остроженского, да только сама поимка не состоялась: старый князь как сквозь землю провалился. В день, когда его посыльный встретился с Катериной на Невском, он, явно о чем-то заподозрив, покинул особняк. Из того, что, путаясь в словах, сообщил мажордом, удалось понять, что Борис Петрович поймал кучера, оставившего его у пекарни, а дальше след и потерялся. Он не вернулся ни к вечеру, ни к утру следующего дня. О нем ничего не услышали и спустя неделю. Катерина даже попыталась было нанести визит баронессе Аракчеевой, однако та, оказавшая ей радушный прием, выглядела абсолютно не осведомленной о внезапном исчезновении старого князя. Взяв с Варвары Львовны уведомить «не находящую себе места племянницу» (что и говорить, за прошедшие недели Катерина в себе раскрыла впечатляющий актерский талант), княжна в растерянности села в карету, не понимая, куда ей двигаться дальше: кучеру пришлось, про себя недобрым словом поминая барышню, окликнуть ее несколько раз, чтобы привести в чувства и выяснить, куда держать путь. Мерный перестук копыт должен был успокаивать (если бы еще колеса не подпрыгивали на выбоинах), но состояние Катерины не поддавалось никаким воздействиям извне: напряженная и запутавшаяся, она перебирала в уме всех возможных знакомых дядюшки, но те либо уже отбыли в мир иной, либо находились вне столицы. Впрочем, всю следующую неделю она посвятила визитам к тем, кто предположительно имел еще имущество в Петербурге, однако перед ней либо разводили руками мажордомы, которым было «не велено пущать» гостей в отсутствие хозяев, либо с непроницаемыми лицами новые владельцы особняков и квартир скупо поясняли, что «боле князь Закревский здесь не проживает».
На протяжении всего пребывания в Семеновском, куда она отбыла всвязи с трауром по погибшему жениху, Катерина не могла избавиться от мыслей об излишней осведомленности и изворотливости Остроженского и собственном бессилии. Как бы ей того ни хотелось, принять свою неспособность хоть как-то противостоять его планам и положить уже конец сумасшедшим авантюрам, оказалось слишком сложно. А еще — страшно. Теперь, когда Борис Петрович потерял главный рычажок — ее саму, и идея ее союза с цесаревичем для него стала невыполнимой, он мог задумать нечто более безумное. И в первую очередь это ударит по императорской семье, которую она уже не в силах защитить. С самого дня смерти Дмитрия ей снились кошмары, но после того, как ей пришлось совершить покушение на Великую княжну, они стали еще красочнее и разнообразнее: порой она со стороны наблюдала за тем, как она же сама стреляет в Наследника Престола, а рядом с ним ждут своей очереди остальные члены царской фамилии. И в своих же глазах она видит какое-то жестокое наслаждение, не принадлежащее ей — она точно знает, что именно эта эмоция разгорается во взгляде Остроженского. Но его здесь нет. Или же это он, в ее обличии, вершит свою богомерзкую расправу? Ведь не может же она, стоя в тени колонны, находиться одновременно и в центре Александровского зала, поигрывая тяжелым дуэльным пистолетом будто бы серебряной ложечкой.