Плачь обо мне, небо
Шрифт:
— Пожалуй, — кивнул цесаревич; на лице его проступила едва заметная улыбка. — Хотя, если там находилась mademoiselle Ланская, все вопросы исчезают в момент.
Обвинить вот так с ходу неприятную и ему, и Катерине фрейлину матери он не желал, но в том, что она вполне могла приложить свою хорошенькую ручку к происшествию, сомнений не было. Осмелилась ли бы она связаться с кем-то, кто мог пойти даже на убийство неугодной ей барышни, он не знал, и долгое время надеялся, что для m-lle Ланской еще осталось что-то святое, но чем больше неприятностей случалось вокруг Катерины, тем больше подозрений падало именно на нее. Вряд ли еще кто
Появившийся на пороге кабинета слуга доложил о прибытии графа Перовского, и Николай тут же обернулся к брату:
— Спрячься. — В ответ на недоуменный взгляд, он добавил: — Потом объяснюсь, сейчас просто уйди за портьеру.
Дождавшись, пока Великий князь со свойственной ему неуклюжестью скроется за тяжелой шторой в самом конце кабинета, цесаревич вернул свое внимание все еще ожидающему приказаний слуге и бросил короткое «Проси». Он и не предполагал, что уже полдень, однако встретил явившегося точно ко времени назначенной аудиенции графа легким кивком и указал на пару кресел у низкого столика. От его внимательного взгляда не укрылось то, как припадал на левую ногу тот. Хоть и силился он как можно меньше опираться на трость, с которой не расставался, а пальцы все же с усилием сжимали резной набалдашник в виде головы грифона, глазами которому служили старательно ограненные агаты. Усаживаясь в обитое сапфирового цвета штофом кресло, после чего его действия повторил и Сергей Васильевич, Николай участливо осведомился:
— Все ли хорошо с Вами, Ваше высокородие? В нашу последнюю встречу Вы не хромали.
Рука, лежащая на изогнутом подлокотнике, напряглась; идеально ровная спина окаменела, но ненадолго — с новым выдохом граф послал благодарный взгляд Наследнику престола.
— Не извольте беспокоиться, Ваше Высочество — всего лишь несчастный случай. Видите ли, мой дядюшка, Лев Николаевич, страстный любитель охоты, и намедни устраивал выезд. Отказать ему я не смел, поэтому присоединился к развлечению. Лошадь пришлось взять незнакомую, она, по всей видимости, испугалась выстрела и понесла. Я, увы, умениями держаться в седле не одарен сверх меры, и тому доказательством стало неудачное падение. Нога в стремени запуталась — чудо, что под копыта не попала. Медик указал на вывих, настоял на покое.
— Стало быть, я вызвал Вас в не самое подходящее время — приношу свои извинения, Ваше высокородие, — цесаревич склонил голову в знак признания за собой вины, но на деле скрывая то, как невольно сузились в гневе его глаза. Еще вечером того дня доверенное лицо донесло о том, что находящийся под наблюдением граф вернулся в Алексеевское в сопровождении доктора, и до сегодняшнего утра не покидал поместья. Стало быть, никакой охоты он не посещал. Помимо того, Лев Николаевич все дни находился в Петербурге.
— Мне уже значительно лучше, Ваше Высочество, — отозвался молодой граф, — и я не имею сомнений в том, что причины, по которым Вы вызвали меня, не терпят отлагательств.
— Вы правы, Ваше высокородие, — вновь возвращая своему визитеру твердый, но ничего не выражающий взгляд, Николай краем глаза отметил, что длинная фигурная стрелка указала на пять минут первого. Стараясь как можно более неторопливо вести беседу, он помедлил, прежде чем продолжить. — Я хотел обсудить с Вами несколько вопросов. Один
На сей раз удивление во взгляде молодого графа не было наигранным, а напряженно дернувшаяся рука едва не выпустила трость не от испуга, а скорее от неожиданности.
— Вы уже занялись этим вопросом? Право, не стоило, Ваше Высочество, я… — он было собирался рассыпаться в благодарностях, но затих, стоило ему взглянуть на Наследника престола.
— К сожалению, мне нечем Вас порадовать: как мне стало известно, княжна Голицына обручена со старшим сыном недавно умершего барона фон Стокмара, известного при дворе королевы Виктории.
Ошеломленное лицо графа выглядело почти правдоподобно, если бы не какое-то странное ожидание в глубине светлых глаз. Он знал. Стараясь держать себя в руках и продолжая цепко следить за реакцией своего собеседника, Николай продолжил:
— По всей видимости, барышня не слишком грезила о Вашем браке, раз так скоро дала согласие на помолвку: обручение состоялось еще в декабре.
Казалось, удивляться сильнее уже попросту некуда, однако и без того шокированный граф задохнулся от свалившейся на него новости. Об этом ему, похоже, не доложили, и в голове цесаревича постепенно составлялась приблизительная картинка происходящего. По крайней мере, если ему не солгали в донесении, это действительно имело определенный смысл.
— Но она… — мужчина как-то неловко развел руками, даже не обращая внимания на то, что оставшаяся без поддержки трость упала на пол с глухим стуком, — … она писала мне в Рождество. И ни словом не обмолвилась.
— Вероятно, она не желала, чтобы Вы узнали об этом раньше времени, — голос Николая стал холоднее. — Кто мог предположить, какие действия Вы предпримете.
— О чем Вы, Ваше Высочество? — нахмурился граф, а цесаревич поднялся с кресла и, заложив руки за спину, сделал несколько шагов по направлению к стеллажу, скользя взглядом по корешкам книг и «ненароком» задевая стоящие на камине часы: пятнадцать минут первого. Обернувшись к ожидающему ответа визитеру, он сплел пальцы в замок.
— О Вашем переходящем всякие границы желании сочетаться браком именно с этой барышней. Столь сильном, что, несмотря на многочисленные отказы княжны Голицыной, отвергающей Ваши настойчивые ухаживания, Вы не преминули зайти дальше и сделать так, чтобы у Вашей избранницы не осталось выбора, кроме как дать вынужденное согласие.
— Я не понимаю, о чем Вы говорите, Ваше Императорское Высочество.
— О том, как Вы обесчестили старшую княжну Голицыну, зная, что после подобного унижения она ради защиты собственного имени примет Ваше предложение, иначе новость дойдет не только до высшего света, но и до ее родителей.
— Что за вздор?! — молодой граф стремительно поднялся на ноги, но тут же упал обратно в кресло от пронзившей ногу боли. Сдавленно зашипев, он с ненавистью смотрел на суровое лицо Наследника престола. — Грязная клевета, которую…
— Достоверные сведения из первых рук. — Оборвал его возмущения цесаревич, и этот полный презрения взгляд тяжелой удавкой ложился на шею.
Из горла вырвался протестующий хрип, на который Николай не обратил никакого внимания: на его едва заметный жест тихо раскрылась одна створка двери, впуская в кабинет две фигуры в синих мундирах. Решение, родившееся еще в момент прочтения письма прошлым вечером, укрепилось.