Пламя над бездной (другой перевод)
Шрифт:
– Дальноведчик, есть еще одно задание для Понурого. Необходимо устранить…
И пока он объяснял задание в подробностях, по элементам его расползалось приятное тепло верного решения.
Глава 35
Единственное приятное последствие задержки – раненым выпала передышка. Теперь Проныра обнаружил дорогу в обход шкуродерников, и солдатам не терпелось сняться с места, но…
Йоханна провела последний день в полевом госпитале. Госпиталь состоял из неправильных прямоугольников, каждый примерно шестиметровой ширины. Некоторые были уставлены драными
Йоханна катила по госпиталю уставленную снедью тележку, останавливаясь, чтобы покормить то одного пациента, то другого. Тележка была для нее великовата, иногда застревала меж корней. Но с такой работой она справлялась лучше любой стаи, и ей нравилось чувствовать себя полезной.
В лесу вокруг госпиталя то и дело фыркали керхоги, которых запрягали в фургоны, или орали артиллеристы, грузившие пушки и паковавшие инвентарь. Из карт, продемонстрированных Пронырой на Совете, следовало, что следующие денька два будут жаркими во всех смыслах, но в конце концов армия выйдет на высоту глубоко в тылу ничего не подозревающих шкуродерников.
Она остановилась у первой маленькой палатки. Тройка, занявшая ее, услышала шаги девочки и уже выскочила наружу, наматывая вокруг тележки небольшие круги.
– Йоханна, Йоханна! – кричала тройка ее же голосом.
Все, что осталось от одного из младших стратегов Древорезчицы. Когда-то он владел самношком. Первоначально стая состояла из шести элементов, но половину убили волки. Выжившие были «рассказчиками» – интеллектом достигавшими уровня пятилетнего ребенка, хотя и с необычным словарным запасом.
– Спасибо за еду. Спасибо тебе.
Тройка тыкалась в нее мордами. Она потрепала их, прежде чем потянуться в тележку и достать горшочки с теплым мясом. Двое тут же сунулись туда, но третий отошел в сторонку и сел поговорить.
– Я слышал, у нас скоро бой.
«Не для тебя, но…»
– Да. Мы пойдем по высохшему водопаду, как раз на востоке отсюда.
– Уй, ой, – сказал синглет. – Уй. Ой, это плохо. Плохо видно, нет контроля, засады боюсь. – Вероятно, фрагмент сохранял некоторые воспоминания о прежней своей тактической работе. Но Йоханна не могла ему втолковать аргументы Проныры.
– Не беспокойся, мы все сделаем правильно.
– Ты уверена? Ты обещаешь?
Йоханна улыбнулась живым останкам некогда симпатичной в общении стаи:
– Да. Я обещаю.
– Ах-ах-ха… Ну хорошо. – Все трое уткнулись мордами в горшочки. Этим на самом-то деле повезло. Осколок стаи проявлял значительный интерес к происходящему вокруг. Не менее важен был и его почти детский энтузиазм. Странник говорил, что такие фрагменты в конце концов легко собираются в нормальную стаю, если за ними правильно ухаживать и дать завести щенка-двух.
Она перетащила тележку еще на несколько метров, к огороженному участку – символическому коралю для синглета. Там слабо воняло дерьмом. Некоторые синглеты и двойки потеряли способность ухаживать за собой; да и в любом случае отхожая яма всего в сотне метров.
– Эй, Черныш, Черныш! –
Элемент выбрался из кустов и медленно направился к ней. Все, что осталось от одного из пушкарей Щепетильника. Йоханна с трудом его припоминала: красивая шестерка, вся из крупных, сильных элементов. Но сейчас даже «Черныш» мало походил на себя прежнего: ему на задние лапы упал ствол. Он таскал безногий огузок на маленькой тележке с тридцатисантиметровыми колесами… вроде наездника, только с передними конечностями. Она поставила перед ним горшочек с едой и повторила звуки, которым научил ее Странник. Черныш последние три дня отказывался от еды, но сегодня подъехал поближе, чтобы она его погладила. Через минуту он таки опустил морду в горшок.
Йоханна усмехнулась: приятная неожиданность. Странное местечко этот госпиталь. Год назад он бы девочку напугал; даже сейчас подход Когтей к раненым был ей неприятен. Продолжая гладить Черныша по склоненной голове, Йоханна оглядела просвет в лесной чаще: палатки, пациентов, фрагментов. Это и вправду госпиталь. Хирурги делали что могли, спасая жизни, хотя в отсутствие анестетиков медицина тут была жутким ремеслом. В известном смысле вполне средневековым, каким его описывал в применении к человечеству данник Йоханны. Но у Когтей имелись свои отличия. Место это скорее служило складом запчастей. Медики старались выходить стаи. Для них синглеты были просто обломками, которые можно использовать, наскоро приводя в рабочее состояние другие фрагменты, даже если те долго и не продержатся. Если синглет был ранен, то по шкале врачебных приоритетов его автоматически уносило в самый низ.
– Там мало что можно спасти, – объяснял ей один врач через Странника, – а если б и можно было, разве ты захотела бы принять в себя калеку-полудурка?
Он слишком устал, чтобы заметить абсурдность вопроса. С его морд капала кровь; он часами напролет работал, спасая раненых для уцелевших стай.
Кроме того, многие раненые синглеты менее чем за десятидневку прекращали есть и умирали. Даже проведя с Когтями год, Йоханна не вполне с этим свыклась. Каждый синглет напоминал ей Грамотея; она желала им лучшей участи, чем последнему его фрагменту. Она взяла на себя кормление и проводила с одиночными ранеными не меньше времени, чем с более крупными фрагментами. И это приносило результаты. Она могла приблизиться к пациенту, не раздражая его мыслешумом. Ее помощь давала заводчикам время изучить невредимых синглетов и более крупные осколки стай, чтобы затем попытаться составить здоровые.
И теперь, быть может, этот элемент не уморит себя голодом. Она сообщит о нем Страннику. Тот чудеса творил, подбирая комбинации, и казался Йоханне единственной стаей, способной отчасти разделить чувства девочки к раненым синглетам.
– Если они не отказываются от еды, это часто служит признаком силы разума; даже искалеченными они могут принести стае пользу, – говорил Странник. – Меня в путешествиях вдоль и поперек увечили; нельзя предугадать и соломки подстелить, когда именно ужмешься до тройки за тысячи миль от знакомых мест.