Пламя над бездной (другой перевод)
Шрифт:
Йоханна села на деревянный пол и закрыла лицо руками, чувствуя, как снова подступают слезы.
– Но почему ты мне не сказала?!
Древорезчица мгновение отмалчивалась. Вылизав щенка, она умостила его на брюшке элемента, который, надо полагать, приходился тому мамой. Новорожденный прижался к шерстке. Если он издавал какие-то звуки, то Йоханна их не слышала. Наконец королева ответила:
– Я… не знаю, как тебе объяснить. Мне очень тяжело было.
– Завести детей?
Руки Йоханны стали липкими от пропитавшей подстилку крови. Конечно, ей и должно быть тяжело. Так начинается любая жизнь на планетах вроде
– Нет. Завести детей несложно, я рожала больше сотни раз, насколько помню. Но эти двое… положат мне конец. Ну как тебе объяснить? Вы, люди, не выбираете, продолжать ли себя; ваши отпрыски в любом случае вами не являются. Но для меня это конец души, прожившей шестьсот лет. Видишь ли, я собираюсь принять этих двоих в себя… и впервые за много веков не буду им одновременно матерью и отцом. Я стану новой.
Йоханна поглядела на слепца и слюнявого. Шестьсот лет инцеста. Сколько бы еще протянула Древорезчица в здравом уме? Не буду им одновременно матерью и отцом.
– А кто же отец? – не выдержала она.
– А ты как думаешь? – Голос раздался сразу за дверью. Элемент Странника Викврэкшрама заглядывал внутрь одним глазом. – Когда Древорезчица принимает решение, то малым не довольствуется. Она была самой цепкой, самой слитной душой всех времен. Но теперь в ней кровь – гены, как сказал бы Данник, – стай всего мира, кровь одного из самых безбашенных пилигримов, когда-либо раскрывавших душу ветру.
– И одного из самых умных, – добавила Древорезчица насмешливо и печально. – Новая душа окажется не глупее старой, и к тому же гораздо гибче.
– А я тоже немножко беременный, – сказал Странник. – И мне ни капельки не жаль. Я слишком долго был четверкой. Представь себе, завести щенков от самой Древорезчицы! Может, я под это дело остепенюсь и осяду на одном месте.
– Ха! Даже двоих моих не хватит, чтоб укротить твою душу пилигрима.
Йоханна слушала их веселую болтовню. Они обсуждали странные, чужеродные вещи, но с юмором и теплотой, которые вдруг показались ей очень знакомыми. Она уже где-то… и тут она вспомнила. Когда Йоханне было всего пять, мама с папой принесли домой маленького Джефри. Йоханна не помнила ни слов, ни смысла сказанного, но говорили мама с папой таким же тоном, как сейчас Древорезчица со Странником.
Йоханна села, опершись спиной о подушку, и напряжение этого дня оставило ее. Артиллерия Щепетильника и вправду работает; они еще могут отбить корабль. А даже если потерпят неудачу… все равно она чувствовала себя чуть-чуть дома.
– А м-можно мне погладить твоего щеночка?
Глава 25
Путешествие «Внеполосного-II» начиналось с катастрофы, где часы и минуты отделяли жизнь от смерти. Первые недели прошли в ужасе и одиночестве, пока тянулось воскрешение Фама. «Внеполосный-II» быстро снижался к галактической плоскости, отдаляясь от Маршрутизатора. День за днем звездный вихрь выпрямлялся им навстречу, пока не стал сплошной полосой света. Таким Млечный Путь виден с Нюйоры и Старой Земли – и с большинства обитаемых планет Галактики.
Двадцать тысяч световых лет за три недели, но это в Срединном Запределье. Теперь корабль двигался
Они рано поняли, что замедляет корабль не одна лишь буря. Синепанцирь выбрался наружу, осмотреть поврежденные при бегстве участки.
– Так дело еще и в самом корабле? – Равна стояла на мостике и смотрела на звезды – движение их по небосводу стало неощутимым. Утвердительный ответ не принес ничего нового. Что же делать?
Синепанцирь слонялся по потолку взад-вперед.
Каждый раз, доезжая к дальней стене, он запрашивал управляющие программы корабля о состоянии шлюза в носовом люке. Равна метнула на него раздраженный взгляд.
– Слушай, ты уже в который раз за три минуты проверил шлюз. Если ты и вправду считаешь, что там поломка, то исправь ее!
Наездник затормозил, нерешительно шевеля ветками:
– Но я только что выходил наружу, хочу увериться, что люк надежно загерметизирован. Ой, а что, я уже его проверил?
Равна посмотрела на него и постаралась ответить помягче. На Синепанцире срывать гнев не стоит.
– Ага. Не меньше пяти раз.
– Извини.
Он помедлил, прижал ветви к стволу, сосредоточился:
– Я записал это в память.
Иногда такая наездничья привычка умиляла, а временами откровенно раздражала. Когда наездники пытались думать о нескольких вещах одновременно, емкости кратковременной памяти тележки зачастую не хватало. Синепанцирь зацикливался особенно часто: выполнит какое-то действие и тут же об этом забудет.
Фам усмехнулся, держась куда хладнокровнее Равны:
– А почему бы вам, наездникам, не избавиться от них?
– От чего?
– Ну, корабельная библиотека утверждает, что эти гаджеты, тележки, у вас были еще до возникновения Сети. И с тех пор вы не улучшили дизайна, не избавились от этих дурацких колес, не обновили программы поиска? Мамой клянусь, даже боевой программист Медленной Зоны – например, я – запросто придумал бы конструкцию лучше вашей нынешней.
– Это традиция, – сухо ответил Синепанцирь. – Мы благодарны тому, кто дал нам первые колеса и первые устройства памяти.
– Гмм.
Равна с трудом сдержала улыбку. Она уже неплохо изучила Фама и понимала, о чем он думает: в Трансценденции наездникам были доступны устройства куда совершеннее. Оставшиеся, вероятно, находят какое-то удовольствие в самоограничении.
– Да, традиция. Многие наездники перестали быть собой, даже перешли в Трансценденцию. А мы ее чтим. – Зеленожка помолчала, а заговорив снова, показалась Равне даже застенчивей обычного. – Вы слышали про миф наездников?