План по соблазнению герцога
Шрифт:
— Успокойся, сумасшедшая! Вдруг кто-то увидит?! — шикнула на нее я, пытаясь удержать, но она ужом вилась в мох руках, лягаясь ногами, крутила головой — только и успевай увернуть подбородок… будто и правда разом с ума сошла!
— Ненавижу! Ненавижу! Всех ненавижу!.. — всхлипнула она и попыталась меня укусить.
И вдруг резко дернулась, застявляя меня пребольно удариться поясницей о бортик. Я зашипела, сдерживая стон, на секунду ослабляя хватку… И девчонка опять дернулась в руках. Вот только дальше отходить было некуда.
Я успела только тонко и коротко взвизгнуть,
К счастью, падать было не высоко. К счастью, падать было в кусты. Но так или иначе — падать было больно. Разворошенная прическа прядями цеплялась за, кажется, вообще все ветки округи, не желая выпускать их, и пары клоков волос я-таки лишилась, и пусть княжна всем богам молится, чтобы у меня не осталось проплешин… Спиной я ударилась так, что на пару мгновений из меня выбило дух, и вдохнуть было невозможно, а в плечо с задорным щелканьем чужой челюсти мне с размаха въехал царский подбородок. Напоследок затылком я относительно мягко, но все же ощутимо ударилась о довольно сухую землю.
Сначала я просто тихонько заскулила от боли, забыв обо все на свете, не понимая, почему дышать тяжело, да и вообще — тяжело, а голову щиплет и давит на затылок. Глаза все-таки заслезились, пусть на мгновение, но желание мое, как всегда совершенно не так, как хотелось бы — но исполнилось! А когда чужое тело завозилось на мне, выдавливая полузадушенный вздох, пришло осознание. И намечающуюся влагу глаз высушило бешенством.
Девчонка непонимающе крутанула головой и уставилась на меня.
— Ой… — прошептала она, будто очнувшись.
— Ой? — просипела я в ответ, прощупывая ребра и чувствуя, как теряю контроль, — Ой?!
Теперь уже я резким движением вплела когти в ее патлы, собираясь сполна отыграться за потерянные пряди, и под ее звонкий взвизг крутанула нас в сторону, под балкон, чтобы никто нас сверху не заметил, не помешал… придушить дурную, чтоб не мучалась! Подмяла ее под себя, но лишь на секунду, а потом она спохватилась и схватилась — за меня. С новым запалом.
— Как же ты меня достала!.. — я хлестнула ногтями по ключицам, сдирая кожу, а другой одергивая ее ладонь от своего лица, — Только и можешь, что людям жизнь портить!
Она зарычала, снова нас переворачивая.
— Да! — ответила она хрипло и зло, — Только это! Только это!.. Ненавижу! И тебя, и себя, и всех!
Мы катались по земле, выплевывая оскорбления и накопившуюся злость, наверное, бесконечно. Я потеряла счет времени, счет возможным последствиям и счет оставшимся крупицам благоразумия.
Казалось, будто под нами трясется земля, комья ее то и дело лезли в рот и в нос, и в какой-то момент я стала задыхаться, откашливаясь от грязи, еще больше злясь от того, что в моих пальцах запутался лишь один жиденький клок ее волос, а координация уже подводила меня настолько, что казалось, будто землю штормит вместе со мной… Я отчаянно дернула рукой, отталкивая от себя княжну, в глазах что-то ярко вспыхнула, а девушка придушено взвизгнула.
Она выплюнула что-то откровенно нецензурное
А из бальной залы вдруг донесся визг, за ним другой, третий, топот ног и чьи-то же крики, короткие приказы…
Первым делом я дернулась засыпать землей, загребая ее клочьями из земли вместе с газоном, платье княжны под ее испуганный скулеж. Из ее глаз опять крупными каплями катились слезы, и я бы тоже с удовольствием поплакала, так как на вдохе было больно.
— Не реви! — огрызнулась я, — Кажется, землетрясение, надо уходить…
— Эт-то не землет-трясение, — икнула она, — Это я, — и добавила на грани слышимости, — Опять все порчу…
Она не всхлипывала, не выла. Просто сощурилась крепко-крепко, сжала губы и как-то очень тоскливо подняла лицо к небу, пытаясь загнать слезы обратно. Но они все катились и катились по ее щекам.
Я схватила ее за загривок локтем и притянула к себе, утягивая глубже под балкон, от которого мы почему-то так и не укатились.
— Отстать! — дернулась из рук княжна, — Ты мне не подруга, ты — никто! Никто! Отстать! Ненавижу! Ненавижу… — сипела она, всхлипывая, — Уйди… Оставь… Ненавижу…
Она сказала еще какую-то гадость, потребовав убрать от нее свои грязные руки, а потом вдруг засопела мне в плечо, шепча что-то на своем так неразборчиво и быстро, что я только порой улавливала отдельные слова. Как-то резко вспомнилось, что самой старшей из восточных княжон только двадцать три. А Ярилая шестая. Значит ей не больше семнадцати.
Маленькая еще, можно и простить ей разок. Мне не жалко. Не теперь, когда у нее у кромки волос, пусть небольшая, но проплешина! Всю злость резко выдуло, земля стояла ровно, а в зале успокаивался шум. Я гладила ее по волосам, тоже что-то шепча, даже не вдумываясь в слова.
И как теперь возвращаться в таком виде?
Ой.
Меня, верно, уже хватились. Да и пропажу княжны не заметить не могли. Но выходить на суд публики в таком виде? Как две ободранные кошки? Я усмехнулась, представляя, как весело это могло бы быть, и тут же скривилась от боли в ребрах. Нет, на нагоняй мы себе уже заработали, пожалуй, дурить на сегодня достаточно! Я продолжала поглаживать голову девушки. Она все что-то бормотала, уже совсем тихо продолжая выговариваться. Из-за заложенного носа и мешанины из языков понимала я ее с трудом и через раз.
— Ненавижу принца… — бормотала она.
— Почему? — лениво поинтересовалась я.
— Он позорит меня… он к тебе… — сипела она, — тебя…
— Да, — согласилась я, — Но ты тоже его позоришь вниманием к герцогу.
— Почему я должна делать, как они говорят? Ну почему-у… И ведь даже спасибо не скажут! Дай боги кривиться не будут… Почему тебе можно, как ты хочешь, а мне — нет?.. Почему у вас все по желанию, по любви…
— Э, нет, — покачала головой я, — Нашу помолвку организовали в стенах дворца еще задолго до нашего знакомства! Знаешь, как я выворачивалась, чтобы герцога очаровать?