Пластическая хирургия по-русски
Шрифт:
– Холодной водки!
Болек потянулся было за льдом, но вспомнив любителя холодного апельсинового сока, на ходу перегруппировался и окунулся с головой в холодильник. Через секунду он вынырнул оттуда с заиндевевшей бутылкой настоящей водки, изготовленной на Вольнореченском ликёро-водочном заводе по запатентованному старорусскому рецепту.
Попугай Ринго, словно заправский алкоголик, скосил глаз на содержащую душегрейную жидкость вместительную посудину и заперебирал лапками по жердочке, придвигаясь поближе к месту событий.
– Пр-рямо не р-разбавляя, пр-рямо не р-разбавляя! –
Мужчина с кислым видом взял наполненную Болеком рюмку, проглядел её на свет и залпом выпил водку. Несколько секунд он с отсутствующим видом смотрел на мерно плещущееся у бортов стойки полупьяное, волнующееся по пустякам людское море, потом жёсткими глазами прицелился в бармена:
– Бутерброд с икрой!
– Кабачки икр-ру метали! Кабачки икр-ру метали! – привычно отреагировал Ринго.
– Рингушка, фильтруй базар! – с напускной строгостью пожурил его Болек, в душе гордясь своим уникальным попугаем, и вновь повернулся к клиенту: – Вам с красной или с чёрной?
– С чёрной, – уточнил тот мрачно.
– Ну, держись, чер-рномазый! – заорал попугай как оглашенный к вящему удовольствию посетителей.
В этот момент на экране телевизора вновь появился прилизанный педерастоокий диктор. Тщательно подражая «правильному» московскому произношению, он зачитал недавно полученную дополнительную информацию об изнасиловании и убийстве Капизы Каипбергеновой. На какую-то минуту людское море слегка успокоилось, внимая вещающему с не соответствующим трагическому происшествию подъёмом густо загримированному телеэкранному педриле. Получивший свой бутерброд мужчина тоже внимательно слушал сообщение, жуя белый хлеб с чёрной икрой с таким брезгливым видом, будто мусолил дешёвую детскую резинку.
Оказывается, несчастная Капиза была убита невиданным ранее изуверским способом. По предположению милицейских специалистов, женщине насильно ввели во влагалище нечто вроде вакуумного насоса, применяющегося для проведения мини-абортов, только более грубого и мощного, который буквально высосал (напомаженный диктор так и прочитал: «высосал») внутренности женщины из её брюшной полости. В заключение размалёванный телегомик торжественно огласил мнение небезызвестного начальника убойного отдела подполковника Свечки, заявившего, что выбранный убийцей способ умерщвления жертвы якобы не имеет аналогов в истории криминалистики.
Сидевших в зале посетителей (а в баре Поливки сидели, как и всегда, исключительно мужчины) сообщение повергло в лёгкий шок, хотя у многих завсегдатаев имелся за плечами богатый криминальный и сексуальный опыт. Свечка, похоже, приврал, но никто не решался оспорить заявление подполковника об уникальности садистски изощрённого метода убийства. Оправившись от шока, посетители загалдели пуще прежнего, горячо обсуждая дикое преступление и в меру своих способностей дорисовывая недостающие подробности.
Попугай, совершая челночные рейды от одного конца жёрдочки до другого, непрерывно верещал, бессильный перекричать нараставший гомон подвыпившего зала:
– Что так-кое? Что так-кое? Ты ч-чего? Ты ч-чего?
К
– Дерьмо! – обронил мужчина, не сводя глаз с бармена и в то же время как бы смотря сквозь него.
Ринго немедленно брякнул со своего шестка:
– Дер-рьмо должно быть с кулаками!
– В бесконечности Вселенной, при неизбежном молчании Бога, без его спасительного руководства, человеческое существо оказывается под гнётом духовной скуки и ему открывается абсурдность жизни, мира и его собственного бытия. Бог тогда вызывает ненависть, и человек становится демоном, разрушающим других и самого себя, – медленно и с натугой завёл незнакомец унылую псевдофилософскую шарманку, которой, пожалуй, было не место в насквозь продымлённых интерьерах бара «При деньгах».
– Р-разрушающих др-ругих и самого себя! – микшированным эхом отозвался попугай.
– Повторить? – не в силах быстро осмыслить мудрёную филиппику незнакомца, предложил Болек.
– Я тоже демон, – с обезоруживающей откровенностью и доверительностью признался будто загипнотизированному бармену странноватый мужчина. – И я буду повторять до бесконечности.
И с трагической монотонностью продолжал свою странную, адресованную всем сразу и никому унылую проповедь:
– Блаженни егда поносят вас и ижденут. Всё житие наше на земли болезненно и печали исполнено от клеветы, досаждения, укорения и иних многовидных бед и напастей. Беды от врагов, беды от сродник, беды от лжебратии терпяще. Немоществует бо тело, изнемогает и дух наш…
– До бесконечности у меня «газолина» не хватит, – сказал пока не вышедший из ступора и ничего не понявший Болек, чтобы хоть что-нибудь сказать, и жалко улыбнулся. – А вторую и даже третью налью с удовольствием.
– Глупая женщина, – на секунду обернувшись к телевизору, укоризненно покачал головой незнакомец. – На ярмарке тщеславия таких миллионы. Не могу понять, зачем они, выбиваясь из последних сил, гребут против естественного течения времени? Тот, кто так поступает, гораздо хуже демона…
– Разве вам её не жалко? – осторожно спросил Болек.
– Ни капельки, – смотря внутрь себя, равнодушно проронил мужчина. – Совершенно не жалко. Уверен на все сто: она сама во всём виновата…
Не глядя на Болека, мужчина выложил на стойку деньги и направился к выходу раскачивающейся моряцкой походочкой, являющейся не результатом скоротечного брудершафта с питейным заведением, а доставшимся от моря-океана хроническим наследством.
Двери за мужчиной давно затворились, а Болек продолжал тупо смотреть на них. Потом очнулся, схватил трубку телефона и быстро набрал номер. Убедившись, что на другом конце провода находится нужный ему человек, проговорил, прикрывая ладонью микрофон: