Пластическая хирургия по-русски
Шрифт:
Деньги, деньги!
Вечный кругооборот!
Стишки Болек Поливка в великих трудах сочинил сам и очень этим гордился. Правда, иногда посетители пеняли самопальному «куртуазному маньеристу», что словечка «кругооборот» не найдешь в словарях днём с огнем. Болек в ответ лишь посмеивался. Он был всегда скорее мот, чем жмот, но последние месяцы его финансовое положение неплохо соответствовало названию заведения.
Мика оседлал табурет и хотел уже сделать заказ, но тут
Некая Капиза Каипбергенова, сорока девяти лет, была изнасилована в ночь с двадцать первого на двадцать второе августа в собственной постели проникшим в её квартиру неизвестным. Когда диктор, жеманясь, рисуясь и выпендриваясь, сообщил, что в результате надругательства женщина умерла, – именно умерла и именно от этого, – по залу прокатился заинтересованный ропот, сопровождаемый ехидными замечаниями, фырканьем и смешками.
– Надо же, до смерти засношал бабенку!
– Видать, не вывелись ещё на Руси крепкие мужики!
– Крепкий на корешок, а на голову слабый: у нас здесь тёлки сами отдаются – только мигни!
– Какой-нибудь приезжий, наверное!
– Однодневный турист!
Склонив голову набок, попугай Ринго внимательно выслушал компетентные мнения опытнейших экспертов и, как почти всегда невпопад, пронзительно прокукарекал со своего импровизированного насеста:
– Наутр-ро там нашли тр-ри тр-рупа!
Зал покатился со смеху, и тут наштукатуренный до неприличия дикторишко исчез с экрана, а вместо него появилась фотография Капизы Каипбергеновой. То ли пропустив мимо ушей слова диктора о возрасте потерпевшей, то ли сочтя фотографию сделанной очень давно, большинство присутствующих в баре не выказало при взгляде на портрет адекватной реакции. Лишь немногие вскользь подумали, что погибшая выглядела очень молодо для своих сорока девяти лет.
Спустя несколько секунд возобновилась трансляция боксёрского поединка, и о несчастной Капизе все мгновенно забыли.
Оторвавшись от экрана, Мика Флысник повернулся к бармену:
– Холодного апельсинового сока!
Мика и глазом не успел моргнуть, как Болек Поливка водрузил на стойку высокий стакан, щипцами бросил туда побольше льда, из стеклянного кувшина до краев наполнил сосуд витаминизированным джусом и пододвинул заказ Флыснику.
Мика вопросительно поднял глаза на улыбающегося бармена.
– Что-нибудь не так? – предупредительно осведомился Поливка.
– Вообще-то я просил не со льдом, а просто холодного… – начал было Флысник, но тут на его плечо легла полуобнажённая лапища какого-то завсегдатая, методично наливавшегося пивом по левую руку от Маленького Мики.
– А какая тебе разница, сынок? Пожалел бы бармена.
– Да разница небольшая, – пожал плечами Мика, – но всё же она есть.
– Ты, видать, приезжий? – отрыгнувшись, участливо спросило пивное брюхо.
– Приезжий, – не стал отрицать Мика.
И он, и Болек уже думали завернуть на попятный двор: Мика решил не выглядеть
Но тут в относительно миролюбивый «конверсейшен» между пивным брюхом и Флысником вмешался сосед Мики справа – огромный рыжий детина, стриженный под полубокс.
– И скоро ли назад домой собираешься? – ёрничая, спросил он у Мики, не стесняясь демонстрировать в мерзкой ухмылке свои плохие зубы.
Мика неторопливо взял в руку стакан с соком:
– Как только накостыляю тебе по шее, приятель.
Тот, не вставая с табурета, со всего плеча нанёс Мике удар, который, казалось, мог бы свалить с ног и бронтозавра. Вернее, не нанёс, а лишь попытался нанести, ибо мощнейший левый хук ушел в «молоко», а Мика как сидел на своём месте, так и остался сидеть, приветливо улыбаясь обладателю не знакомых с «Блендамедом» зубов.
Детина сполз с табурета и из более удобного положения повторил удар, теперь уже с правой. Повторил с тем же нелепым результатом.
– Остынь, дружище! – ласково урезонил его Мика и выплеснул в будто вырубленную тупым топором рожу нетронутую порцию сока вперемешку с мелкими кубиками льда.
– Покушай, покушай! – не к месту затараторил попугай.
Болек Поливка тихонько вздохнул. Он не любил драк и разборок, но давно покорился судьбе. Драку в баре Болек считал такой же традиционной, обязательной, неизбежной и просто необходимой вещью, как тот знаменитый стакан, что с раннего утра до позднего вечера протирают, надраивают и полируют тысячи и тысячи барменов по всему белу свету. Потасовки в его заведении вспыхивали из-за сущих пустяков, буквально на ровном месте, и эта, в которой яблоком раздора стал обыкновенный пищевой лёд, была ничем не лучше и не хуже других.
Мика Флысник двумя короткими, хорошо выверенными точными движениями послал в нокаут своего правого, а затем и левого соседа, поспешившего было на помощь рыжему земляку. Бросив карты, из-за столиков поднялись ещё несколько человек и вразвалочку направились к стойке в благих намерениях утихомирить чужака, но бесподобный Мика довольно скоро дал им всем понять, что чувствует себя в баре «При деньгах» совсем как дома. Толпа окончательно отвернулась от телевизора, предпочтя бой местного значения профессиональной схватке на звание чемпиона какой-то там лиги в такой-то весовой категории. И немудрено: драка в баре выглядела, пожалуй, более живой и непосредственной.
Когда Мика вырубил пятого или шестого завсегдатая, Поливка подал незаметный для несведущих знак, быстро и легко прекратив жаркое «ледовое побоище».
Мика поднял над головой сплетённые ладони и, подарив залу два-три сердечных приветствия, вернулся к стойке. Стряхнув с лацкана ну очень спортивного пиджака несуществующую пылинку, он вновь устроился на табурете и будничным голосом попросил слегка взволнованного бармена:
– Холодного апельсинового сока!
Поливка нырнул в холодильник, не желая гневить уверенного в себе незнакомца. Хотя интересно было бы попробовать.