Платина и шоколад
Шрифт:
Малфой чувствовал себя, как… гриффиндорец, ей-Мерлин.
— Да, — сдержанно ответил он. — От матери.
И в гостиной повисла тишина. Только тихое дыхание Гермионы, треск поленьев из камина и выжидающий взгляд. И ещё гигантское сомнение, волнами исходящее от Драко, полулежащего на диване.
Он поднял руку и потёр переносицу.
— Слушай, — нахмурился ещё сильнее, а в следующий момент снял ногу со столика и сел ровно, вполоборота к Гермионе, что заставило напрячься. — Это серьезно, очень серьезно. И, как ни… омерзительно это признавать, но мне нужна твоя помощь,
Последние слова он почти выдавил из себя так, словно они причиняли физическую боль. Или кто-то перекручивал их на мясорубке прямо там, в его охрипшем горле.
Грейнджер приподняла брови, но додумалась промолчать. Лишь кивнула. Малфой не понял, чего в этом взгляде было больше — любопытства, недовольства, лести, радости… или ещё какой-то чепухи, поэтому просто отвернулся, демонстрируя ей свой профиль.
Кашлянул, упёрся локтями в разведённые колени. Переплёл пальцы и вздохнул. Дохера этих ненужных махинаций, но он правда не знал, как начать.
Потому что ему казалось, что это было важно. Или Драко просто боялся вернуться к этому.
Сознательно.
Пятнадцать минут назад он из-за этого стоял с палочкой у кадыка. А два часа назад — над бездной тьмы и ветра. Под ногами и в груди.
Да. Наверное, это было важно.
— Я думаю… а точнее, теперья уверен, — медленно произнёс, глядя в пылающий огонь и чувствуя новую волну озноба по спине, сбегающую с плеч к пояснице, — что ко всем этим убийствам и исчезновениям о которых… пишет «Пророк», — он ощутил напряжение, моментально достигшее своего апогея со стороны Грейнджер, — причастна моя мать.
Он говорил совсем тихо, но Гермиона услышала. Он понял по тому сдавленному то-ли-вдоху, то-ли-всхлипу, что ударился о сознание Драко, заставляя на секунду… нет. Жалеть он не будет.
Лишь сильнее стиснул руки, понимая, что хочет увидеть реакцию, но не может заставить себя повернуть голову. Не нужно было поднимать взгляд, чтобы мысленно нарисовать полное недоумение на лице гриффиндорки. Шок и, быть может, растерянность. Разочарование — почему нет? Или… отвращение. Как вариант.
Вот, получи, Малфой. Сейчас она скажет одну из своих фразочек, вызывающих в нём крышесносящую злость, и все благие мысли полетят к чертям.
Но. Только одно слово.
— Как…
И снова тишина.
И в этом “как” Драко услышал… что-то. Во что не поверил, потому что уже ждал, почти был готов к своей ярости.
Наверное, поэтому всё-таки посмотрел в лицо Грейнджер. Просто убедиться, что ошибается.
А оно ещё бледнее, чем было.
И от чистой, кристально вылизанной до идеального блеска самим Драко эмоции, прочтённой на нём, вдруг защемило в груди.
Страх.
Почти чёрные глаза распахнуты, а в них… Господи, в них можно прочесть всё. Всё об этой девчонке, маленькой, испуганной, сидящей рядом с ним — и вся жизнь в этих замкнувшихся тёмной сферой радужках. Но теперь — под такой плотной плёнкой страха, что видно лишь его. И отражающийся в темноте огонь.
И — да.
Вот оно.
Он начал жалеть.
Так быстро и сильно, что пальцы, переплетённые
Надо объяснить. Успокоить.
Успокоиться самому.
— Точнее... — Драко смотрел на Грейнджер, забирая часть её ледяного ужаса, чувствуя его прикосновение в груди. Боже, уставилась так, будто думает, что это шутка. Что он сейчас рассмеётся, похлопает Грейнджер по плечу и признается, что всё это фарс. Один Мерлин знает, как бы хотелось этого самому Малфою. — ...Она не является прямой участницей, а предоставляет Мэнор в качестве… прикрытия для них. Наверное.
На последнем слове голос упал, и он быстро кашлянул, чувствуя сухость в воспалённом горле.
Гермиона не двигалась.
И снова тишина, даже деревяшки в камине горят бесшумно. Словно время стоит на месте.
— Значит, это… и Лори Доретт, и… Джордж Бэллоу… они все, да? В… твоём доме.
Он не знал, как правильно назвать это выражение в прерывистых, вырывающихся из пересохших губ Грейнджер, словах. Отсутствующее? Оно подозрительно напоминало его собственное. Тонкие пальцы впились в углы подушки так, словно вот-вот разорвут её на две части. Ждала ответа, которого не последовало.
Сама всё поняла. Сухо сглотнула.
— Мерлин. Но…
Кажется, шок постепенно начал отпускать. Она осторожно посмотрела в глаза Драко, будто спрашивая разрешения продолжить. Хватило одного маленького кивка.
— Суд Визенгамота признал твою мать невиновной, разве нет?
— Да, но… — взгляд Малфоя замер где-то в полутёмном проёме окна, а затем метнулся к лицу гриффиндорки, удивлённый. Со смутной догадкой на самом дне. — Откуда ты знаешь?
Сухие губы вмиг поджались, а тёмные ресницы опустились вниз. Молчит.
— Грейнджер. Ты что, подслушивала тогда?
Она не разобрала, злость была в этих словах или простое недоверие, на всякий случай продолжая смотреть на свои колени. Но через несколько секунд нахмурилась. Вздёрнула подбородок.
— Да ты знаешь, как был зол этот… мужчина, что искал тебя?! Я думала, они растерзают тебя на части, стоит тебе явиться в гостиную! И… там был Дамблдор, значит, наверняка что-то серьезное!
Малфой почти рассмеялся, потому что — чёрт возьми — был благодарен за этот звенящий и полный возмущения голос, отбивающийся от каменных стен, разряжающий застывший воздух. И даже почти захотелось улыбнуться, но молодой человек сдержался, фыркая и качая головой.
— Ну, конечно, — протянул он. — А что серьезное может пройти мимо твоего длинного носа…
Заткнись, Гермиона! — заорало сознание так, что девушка вздрогнула. Немедленно забудь фразу, которую ты сейчас хочешь…
— У меня не длинный нос!
Драко поднял брови так высоко, что это выглядело почти комично. Выглядело бы. Если бы не намешанная куча таких противоречивых эмоций в груди, от которых хотелось кричать и трястись, берущих начало в настоящем, оглушающем ужасе и заканчивающихся дурацкими обидными словами, брошенными им.