Play the kitten

candied v

И столь сильно зажимала она сейчас рот ладонью, что чувствовала, как пульсируют вены. Носки оксфордов упирались в стеллаж с алкоголем, в спину больно впивались углы больших коробов с жестяными банками. По щекам стекали горячие капли, падая на голые ноги, на платье. Ее трясло, она еле сдерживала истеричное подрагивание и икоту; и живот так схватывало, разрывая грудную клетку, словно ее терзали невиданные природе дикие звери. Ведь самым ужасным было не то, что она поддалась чувствам и воле Джеймса и чуть не убила человека, но то, что ей действительно это понравилось. Ей понравилось. Вайолет ненавидела себя за то, что испытала каких-то жалких десять минут назад. В

тот самый момент, когда ее рука плотным кольцом обхватывала трепещущую шею Анны, когда она чувствовала, как силы покидали подругу Уокера, ей самой было до омерзения хорошо, а по телу разливалось ощущение победы. Душа торжествовала, и разум жаждал крови. Она почти была во власти тьмы, и теперь она не знала, что хуже: возможно, стоило отбросить это «почти» и закончить начатое? Плевать, ведь все равно на нее теперь заведут дело в полиции…

О, почему любовь должна быть такой жестокой? Неужели действительно все, о чем рассказывают – чушь собачья? Любовь – мерзкое чувство привязанности к человеку, вызывающее лишь боль и мучения. Иначе никак больше Вайолет не могла оправдать свою жажду приносить страдания.

***

Она не заметила как уснула. Не знаю почему, но сон после пролитых слез – самый сладкий. Есть какое-то нездоровое эстетическое наслаждение в безысходности. Проснулась она вскоре после, поняв, что прошло не более часа по все еще опухшим глазам и суховатому привкусу во рту от еще не выветрившегося алкоголя. Да и наверху, за стеклянным прямоугольником крыши все еще претендовал на свои права растущий лунный месяц.

Хотелось пить. Вайолет чувствовала себя опустошенной, разбитой, и вовсе не из-за нехватки сна. Все казалось каким-то нереальным, сюрреалистическим. И совсем не хотелось думать о том, что произошло в ее номере. Анна еще там? А Джеймс?

Вайолет потянулась за стеклянной бутылкой минералки к мини-холодильнику под барной стойкой, когда услышала посторонние телодвижения. И неприятная дрожь прошла по телу. Вайолет медленно запрокинула голову, заметив торчавшую знакомую макушку особы, бог весть сколько минут назад усевшейся за барной стойкой. Сглотнула, схватила бутылку, открыв дверцу холодильника, и откашлялась, поднимаясь на ноги. Отряхнула платье, утерла под глазами.

Анна сидела на барном стуле, спокойно, размеренно водя тонкой красной соломинкой по поверхности содовой. Вайолет нервно откупорила свою минералку, доставая из-за стопки полотенец чистый стакан.

– Я должна извиниться, - начала было Вайолет, с трудом вытягивая из себя эти постыдные слова. В самом деле, просить прощения за то, о чем не жалеешь – одно из самых гадких в мире чувств. Анна прервала ее легким взмахом руки. Жест походил на желание отмахнуться, заткнуть, и Вайолет хотела было возмутиться, как вдруг Анна заговорила, страдальчески усмехнувшись, продолжая глядеть в свой стакан:

– Я тоже виновата. Провоцировала. Я заслужила это, - Анна вскинула бровь, затем подняла взгляд на Вайолет и улыбнулась. И эта улыбка… Вайолет передернуло. Весь год она испытывала смежные чувства к обладательнице этой улыбки: злость, гнев, презрение, ненависть, сочувствие… но сейчас, в данный момент улыбка казалась приятной. И Вайолет вдруг вспомнила минуты, проведенные на парах, когда ее мельком, но даже умиляла эта улыбка. Когда Анна улыбалась, то походила на милого зайчонка из мультика про Бемби: именно такую форму принимали ее щечки и именно так сужались ее глаза. Больно кольнуло от осознания того, что Анна, в общем-то, всегда была просто рада всему и всем вокруг. И улыбалась она всегда так искренне, и смеялась так задорно…

Анна

продолжала механически помешивать содовую. А Вайолет чувствовала себя все более и более мерзко. Слишком громко щелкнула крышечка на бутылке; девушка заполнила стакан наполовину и медленно потягивала воду. И казалось, будто неловкость чувствовала лишь одна Вайолет – настолько спокойной выглядела вторая посетительница бара.

– Тебе, наверное, странно думать о произошедшем? – осторожно спросила Вайолет, сжимая крышечку от содовой. На ладони оставались ребристые следы. Анна лениво вскинула брови, тяжело вдохнув, затем откинула волосы.

– Признаться честно, Джеймс меня всегда пугал. Здесь постоянно всякое дерьмо творится. К такому сложно привыкнуть, - Анна говорила так спокойно, что Вайолет начала подумывать, а не приснилось ли ей все самой? На щеке все еще ощущалось жжение, да и левая часть спины побаливала. – И ты прости, что врезала, - не дала ей та шанса задать вопрос, продолжив. Вайолет чувствовала себя крайне странно: еще недавно они хотели убить друг друга в порыве ярости, а теперь каждая сыпала извинениями. Она потерла шею, выбросив крышку в пустое мусорное ведро; прошуршал мешок.

– Я не знаю, что на меня нашло… - нелепее разговора не было со времен некоторых университетских пар, к занятиям по которым Вайолет забывала подготовиться и приходилось импровизировать в таком вот духе: с усилиями веселого пациента психиатрической клиники.

Анна осушила свой стакан.

– Да все ты прекрасно знаешь, - прозвучало холодно, властно. Эту сторону Анны Вайолет видела лишь изредка. И, видимо, по лицу Вайолет скользнула уж слишком заметная тень страха. – За идиотку меня принимаешь?

О нет, Вайолет и думать не смела когда-нибудь считать Анну умственно отсталой. Эта-то малышка с пристрастием к алкоголю, вечеринкам, курению, нецензурной лексике и посредственной музыке была, к не прекращавшемуся удивлению Вайолет, одной из самых умных людей, каких она встречала в жизни. В Анне удачно, но крайне неожиданно, уживались две абсолютно разные персоны: за партой она была сущим зверем, готовым биться до конца, но доказать, что она может, знает, понимает и умеет, а за стенами лекционных аудиторий она была настоящей оторвой, что, не стыдясь, покупает выпивку по поддельным документам.

Анна внезапно замолчала, роясь в огромном кармане джинсовки. Достав пачку красных Мальборо, она вытащила одну сигарету, нервно постукивая кончиком о поверхность стойки, продолжая медленно выдыхать, будто успокаивая подступавшую истерику.

– Кит хороший, - с нежностью в голосе продолжила та, прокручивая колесико зажигалки. Легкая полуулыбка коснулась уголка ее губ. Ее руки дрожали. – Он просто зайка. Знаешь, не каждый человек умеет слушать, особенно если это парень. А Кит всегда выслушивает все, что ему говоришь. Порой дельные советы дает… когда, конечно, шутить прекращает, - вновь нервная улыбка. Анна долго затягивалась, выпуская густой дым. Вайолет кусала губы. Она все знает , - крутилось в голове Вайолет, когда та замолкала, делая очередную затяжку, - она знает о моих чувствах к Киту. Что она должна ответить? Что та все не так поняла? Что все это не то, чем кажется? Глупо отнекиваться, когда ты так очевидно с маниакальной заинтересованностью смотришь на человека. Анна беспокойно выпустила очередную струйку дыма. – Все видят во мне лишь веселую пати-девочку, думают, что я живу вечеринками, - Анна отстраненно глядела куда-то на стойку, перед собой, - ты слышала, что Софи говорила обо мне в тот раз, когда нас еще освободили от двух практик по истории кино?