Пленники пылающей бездны
Шрифт:
А куда же девалась вода? Вода, которая являлась неотъемлемой составной частью сульфатов, бурого железняка, карбонатов? Водорода и кислорода в свободном состоянии Дектярев не обнаружил.
Тогда он принялся за поиски воды.
Ему удалось обнаружить ее с помощью лучевых электронных анализаторов. Вокруг было полно воды, гораздо больше, чем во всех земных океанах, вместе взятых. Но в каком физическом состоянии? Наблюдения принесли любопытные результаты.
Вода под действием давления приобрела удельный вес, близкий к удельному весу цинка. Дектярев получил возможность
С расчетным бланком, на котором решающая установка выбила колонки чисел, Дектярев поспешно поднялся наверх.
Скорюпин, Чураков и Сурков сидели за столом, они только что открыли подогретые коробки с концентратами. Был ли это завтрак, обед или ужин, никто из троих уже не знал. Они ели с таким видом, с каким больной человек принимает необходимое, но страшно горькое на вкус лекарство.
Дектярев протянул бланк с расчетами Суркову и, прикрыв окончательные расчеты, спросил:
— Что это по-вашему?
— Цинк, конечно, — небрежно пробежав глазами колонку цифр, ответил Вадим.
— Вода! — открывая окончательные результаты вычислений, торжествующе провозгласил Николай Николаевич.
Вадим, не сводя завороженных глаз с бланка, встал. Машинально провел он рукой по волосам, сел и снова поднялся.
— А мы двигались с постоянной скоростью, — вслух подумал он. — Как же происходило распыление вещества? Да и вся механика взаимоотношений бура и среды становится непонятной.
В его воображении медленно вырисовывались очертания нового термоядерного бура. Поскольку скорость движения подземохода, несмотря на увеличение плотности базальта, оставалась неизменной, можно с уверенностью сказать, что бур не полностью использует подаваемую энергию.
Чтобы проверить свое предположение, Вадим спустился к пульту управления, сел в кресло и нажал кнопку. Бур заработал, автоматы включили двигатель. Корабль пришел в движение.
Дектярев, открывший рот, чтобы диктовать Скорюпину, застыл на месте. Замерли Биронт и Чураков. Но Вадим уже протянул руку к другой кнопке, и движение прекратилось. Паша глотнул вставший в горле комок. Николай Николаевич смотрел поверх головы связиста, а когда его глаза встретились с глазами Павла, Скорюпин понял, что геолога поразила какая-то новая, необычайная идея.
— Подожди-ка минуту, — Дектярев потер лоб ладонью, — подожди…
Несколько секунд работы бура оказалось достаточно, чтобы подтвердить предположение Вадима. Электронная счетно-решающая установка выбросила ему бланк с результатами расчета: сила тока, идущего на распыление, могла быть снижена на восемь процентов!
«Ну и что же? — сказал себе Вадим. — Не все ли равно теперь?»
Но остался за пультом и раскрыл журнал.
«Обреченный на смерть ищет новую конструкцию бура, — мысленно усмехнулся Вадим. — Самообман…»
7
Дектярев и Биронт теперь были всецело поглощены наблюдениями. Ни на минуту не забывали они о своей обреченности, но продолжали работать с какой-то особенной настойчивостью, граничащей
Электронный хронометр отсчитывал двадцатые сутки с начала старта.
Николай Николаевич поднялся в кабину связиста. Тот, не ожидая приказаний, включил передатчик. Паша привык к частым посещениям геолога. По требованию Дектярева передача следовала за передачей. Наверх посылалась самая подробная информация о состоянии машины, о проделанных исследованиях, сообщались предположения, выводы, расчеты, советы на будущее.
Закончив диктовать, Дектярев соединился с Вадимом.
— Вадим Сергеевич, ты сильно занят?
— Если очень нужно, устрою передышку.
— Да, очень. Мне бы хотелось устроить небольшое совещание. Мы сейчас все к тебе спустимся.
Последнее время как-то само собой получилось, что руководство в жизни экипажа перешло к геологу. Он с общего молчаливого согласия установил твердые часы сна и приема пищи, дважды в сутки собирал экипаж, чтобы «поболтать о пустяках» по его собственному выражению. Оптимизм геолога заражал и его спутников.
Николай Николаевич говорил без умолку, первый начинал хохотать над самой безобидной шуткой, кем бы она ни была произнесена. И удивительное дело: трагизм положения во время его пространных рассуждений как-то незаметно приобретал оттенок комизма. Лица у всех светлели, на час, на два грядущее не казалось таким уж страшным.
Беседа кончалась, и все возвращались к своей работе.
Дектярев понимал: неподвижность и существование без цели — страшные вещи. Нужно огромное самообладание, чтобы устоять в борьбе с ними. Тут легко прийти в отчаяние, лишиться рассудка.
Необходимо что-то придумать, чем-то встряхнуть всех, да и себя тоже, раз уже добровольно принял на себя ответственность за судьбу каждого члена экипажа.
И, оставшись наедине с Валентином Макаровичем, Николай Николаевич нет-нет да и заводил странные разговоры, во время которых лицо атомиста становилось мертвенно-бледным, а расширенные глаза неподвижными. После каждого такого разговора Биронт уже не мог заниматься наблюдениями. Схватив подбородок, он часами сидел растерянный, вялый и подавленный, то вопросительно, то с ужасом поглядывая на Дектярева. Но думал, все думал над словами геолога.
Однажды, почти сутки промучавшись без сна, он выдавил из себя:
— Пусть будет по-вашему. Я согласен.
В кабину к Суркову спустились сначала геолог и атомист, потом, дробно топоча по скобам, сбежал Скорюпин. Последним появился Андрей Чураков.
Дектярев сел в кресло водителя, остальные расположились на полу.
— Что вы нам собираетесь рассказать? — спросил Вадим.
— Рассказать? Ничего. — Дектярев колебался, не решаясь начать разговор. С минуту он молчал, собираясь с мыслями, косился то на одного, то на другого. Биронт уже сказал свое «да». Что скажут остальные? — Но у меня есть предложение относительно наших дальнейших действий. Мы с Валентином Макаровичем уже обсудили его и пришли к общему выводу…