Плеяды – созвездие надежды
Шрифт:
Мастер Зердебай суровел, весь напрягался, когда появлялся этот серпоносый проходимец; вздыхал облегченно, когда тот уходил. Знал Зердебай, чего хочет эта скотина: крутить мозги девкам да молодкам из бедных семей — привычное занятие для ханских прихвостней...
Торгын стала редко показываться на глаза не только туленгуту, но и отцу. Все прихорашивалась, наряжалась! «Вчера еще была ребенком, а нынче не расстается с зеркалом. Эх, время-то летит, и дочка взрослой стала, невестой, — вздыхал Зердебай. — Лицом дочка пошла в мать — та тоже в молодости была красавицей — да вот, во что превратилась, ох-хо-хо-хо... Характером в меня, сдержанная, не умеет сидеть
Рыжий Верблюжонок каждый вечер ждал возвращения Торгын. Едва завидев, хватался за бумагу и перо, начинал рисовать. На бумаге все яснее и яснее проступало прекрасное лицо Торгын. «Какие они молодые, забавные! Глянут друг на друга, кровь у обоих к лицу так и приливает! Какие оба чистые, честные, наивные!» — умилялся Зердебай.
Однажды Сергей так и не дождался Торгын. Грустно попрощался с Зердебаем и отправился домой. По пути все оглядывался, не покажется ли девушка с мешком за спиной. Ноги у него сами повернули назад и повели неизвестно куда.
Вывели в степь, к глубокому оврагу, на дне которого веяло сыростью. Наверное, промелькнула в голове Сергея мысль, здесь где-то поблизости есть родник. Путь ему преградил огромный валун. Сергей обогнул его и очутился на крошечной полянке, обрамленной со всех сторон зарослями чия... Послышался легкий треск, как будто бы овцы бродили в кустах. «Может быть, удача мне благоприятствует? Может, здесь пасется скотина Зердебая?» — затрепетало у Сергея сердце. Фыркнул конь, слегка звякнула уздечка. Костюков спрятался за ближайший куст и стал всматриваться — не покажется ли кто. Он увидел лошадь с длинной гривой и длинным хвостом. Ноги ее были опутаны, уздечка не снята, седло на месте.
Костюков удивился и немного растерялся: как ему лучше поступить — дальше идти или возвращаться? Он собирался повернуть назад, но тут прямо напротив раздвинулся куст и оттуда вышли мужчина в светлом чекмене и женщина в длинном платье. Они двигались обнявшись, тесно прижавшись друг к другу. Потом мужчина распутал лошади ноги и поцеловал на прощанье свою спутницу. Женщина молча помахала ему рукой.
Костюков дождался, когда они отойдут подальше, скроются из глаз. Он был смущен и вместе с тем заинтригован: кто они, этот мужчина и эта женщина? Что они делали здесь, почему встретились вдали от людей, тайно? Он вернулся к своим, когда солнце уже садилось. Не вытерпел и перед сном поведал обо всем Цапаеву. Сидор раскатисто загоготал:
— Господи, разве не ясно, чем занимаются баба и мужик, оставшись вдвоем в безлюдном овраге или в шалаше? Неужто тебе невдомек, парень, а? Вот уж воистину —святая простота!
Задетый этими словами, Сергей со смехом отвернулся от Цапаева, поклявшись себе никогда ни о чем ему больше не рассказывать.
Пожалуй, сентябрь оказался самым невыносимым для Тевкелева месяцем. Воистину в сентябре посол чувствовал себя волком, попавшим в капкан: вой — не вой, никто не поможет.
В посольство путь был отрезан от всего белого света. Для людей, его составлявших, это было существование,
Люди томились, ожидая возвращения на родину. Только о том и говорили, только о том и мечтали, чтобы целыми и невредимыми унести ноги домой.
За весь месяц Тевкелева посетили лишь послы Церена Дондука. От них он узнал, что Доржи все-таки развязал войну с Цереном Дондуком — посадил весь свой улус на коней и совершал набеги и вылазки. Зажженный Доржи пожар перекинулся и на казахские степи. В каждом ауле, подчиненном султану Батыру, были оседланы все кони. Казахи никогда просто так среди бела дня не седлают коней: стали все чаще совершать набеги на русские поселения по берегам Тобола и Яика...
В октябре до хана и посла дошла еще одна плохая новость: к казахам явился некий Булек — посол Доржи и Лобжи. Булек не уставая твердил казахам: «Если у вас осталась хоть капля разума, не слушайте Абулхаира и Букенбая! Убейте их, а заодно и Есета! Чего боитесь? На что надеетесь? Может, уповаете на то, что белая царица одарит вас как своих подданных благами? Зря уповаете! К подвластным ей калмыкам она что-то не больно щедра! И вообще возвышает один лишь единственный род потомков Аюке, а остальных за людей не считает, заставляет всех обливаться кровавыми слезами! Вас ждет та же участь! Абулхаиру, Букенбаю и Есету она нальет масла в рот, а вот вас как миленьких без штанов на лед посадит. Упрет вам в грудь штыки, тогда поймете: нынешние-то денечки были золотыми! Они покажутся вам недосягаемой мечтой, да только поздно будет! Присоединяйтесь к нам к нашей войне против царицы! Вместе мы большего добьемся. Мы обещаем вернуть вам всех ваших пленных! Давайте забудем все прежние обиды и недоразумения!»
Казахи ни слова не пропустили мимо ушей, задумались. Нашлись горячие головы, которые требовали немедленно подкрепить калмыков двадцатитысячным войском.
Все следили за малейшим движением русского посла и Абулхаира, никого к ним не подпускали, никого от них не выпускали. Султан Нияз утверждал, что ханский аул со всех сторон окружен всадниками и многие среди них — из улуса Барака. Это было похоже на правду.
Султан Батыр вел хитрую игру. Он породнился с Бараком — выдал свою дочь за его сына. Стал таким образом родственником хана Младшего жуза и султана Среднего жуза, двух семей, точивших зубы друг на друга. Он будет находить опору то в одной, то в другой семье, смотря по обстоятельствам. Использовать их, процветать...
Тевкелев понял, что медлить больше нельзя, настал момент послать уфимскому воеводе сигнал бедствия. Тайно, ночью Таймас свел его с казахским купцом Жаубасаром Хасболатовым. Тевкелев коротко изложил Жаубасару обстановку, вынул из нагрудного кармана старый молитвенник.
— Отвези господину Кошелеву. На последней странице книги я написал все что нужно.
Купец угодил прямо на дозорных, но, к счастью, кое-как откупился. На прощание один из них пригрозил;
— Попадешься еще раз — прибью как козявку!
Октябрь выдался солнечый и теплый. Степь воспрянула после иссушающей жары, стала будто просторней и как-то мягче. Ярко блестели на солнце опутанные осенней паутиной росные травы. Настало время осенней стрижки овец. Однако занимались этим лишь старики и женщины. Все мужики и молодые парни на конях день и ночь поднимали пыль между аулами, тряслись в седлах — ждали чего-то.
От этой беспрестанной, бестолковой езды юрты в аулах покрылись пылью. Эта бессмысленная езда многих раздражала. Но только не султана Батыра.