Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
Он овладевает мною, практически не касаясь. Долго, со вкусом. Растягивает удовольствие, выпивает мое дыхание, поглощает и пленяет в огне.
Но я требую большего. Жажду. Задыхаюсь от неудовлетворенности.
Я сжимаю широкие плечи, царапаю ногтями и льну плотнее. Хочу ощутить фон Вейганда. Крепче, сильнее. Хочу спаять наши тела в единое целое. Почувствовать кожей.
— Не терпится? — хрипло интересуется он.
Отступает. Стягивает с меня нижнее белье. Едва прикасается,
— Да! — бросаю с вызовом, а кровь приливает к лицу, когда я подаюсь вперед и шепчу прямо в его ухмыляющийся рот: — Трахни меня.
— Это приказ?
— Это мольба.
— Тогда умоляй. По-настоящему. Чтобы я поверил. Прояви фантазию, удиви. Скажи, чего ты хочешь, девочка.
Он подхватывает за талию, усаживает на стол, коленом раздвигает бедра, устраивается между широко разведенными ногами. Расстегивает ремень, достает из шлеек.
— Я хочу, — осекаюсь. — Хочу тебя.
— И все?
— Хочу твой член.
Он обхватывает мои запястья, заводит за спину, стягивает ремнем. Надежно фиксирует, окончательно отнимает свободу.
— Просто сделай, — выдаю с придыханием. — Возьми свое.
— Зачем?
Его пальцы проникают внутрь. Издевательски исследуют, принуждают выгнуть спину. Содрогнуться, затрепетать. Заставляют кричать. Однако дарить разрядку не намерены. Подталкивают к самому краю, держат на грани, не позволяют сорваться. Не позволяют упасть.
— П-прошу, — закусываю губу.
В глазах стоят слезы, плоть сотрясает озноб. Меня лихорадит. Температура далеко за сорок.
— Моя маленькая, — он проводит тыльной стороной ладони по щеке. — Маленькая сучка. Лживая, похотливая.
— Нет, — роняю чуть слышно. — Я не…
— Ангельское личико. Невинный ротик. Но мы оба знаем, на что этот ротик способен, где смотрится лучше всего.
Берет за горло, немного сдавливает.
— На моем члене.
Он склоняется, понизив голос, шепчет на ухо:
— Нет смысла развивать провальные бизнес-идеи, впустую тратить время и деньги. Ты не создана для серьезных дел. Не умеешь управлять, слишком быстро перегораешь. У тебя нет четкой цели.
Хватает, сгребает в объятьях, переворачивает, вынуждая больно удариться животом о столешницу. Тесно прижимается сзади, расстегивает брюки. Накрывает мускулистым телом, наваливается всей своей тяжестью.
— Зато есть природный талант отсасывать так, что яйца звенят. Заглатывать по самое основание и надсадно стонать. Хрипеть. Ох, как же сладко ты хрипишь, задыхаешься. И какая сладкая у тебя задница. Тугая, тесная. Такую приходится разрабатывать. В нее с размаху не вогнать. Нужно потрудится, приласкать. Только представляю — и сперма закипает.
—
Вырываюсь, дергаюсь в удушающих тисках, отчаянно стараюсь освободиться. Руки связаны за спиной, и это едва ли облегчает борьбу. Хотя и без ремня шансы на успех равны нулю.
Фон Вейганд гораздо сильнее.
— Продолжай, — насмешливо заключает он. — Мне нравится, как твоя попа умоляет, чтобы ее отымели. Изголодалась, так и тянется.
Я каменею изнутри.
Замираю, осознав, что в процессе напрасных попыток выбраться из ловушки, только нарываюсь сильнее.
Огромный раскаленный член упирается пониже поясницы.
— Нет, — нервно сглатываю. — Не надо.
— Скажи, чего ты боишься сильнее? Что не войду без смазки? — смеется, а после холодно прибавляет: — Или что наскучишь? Что наиграюсь и выброшу? Избавлюсь от мусора?
— Хватит. Прошу. Твоя шутка затянулась.
Тяжелая ладонь опускается на задницу с таким шлепком, что все предметы на столе вибрируют. И я не исключение.
— Остановись, — умоляю сдавленно. — Ты же любишь меня.
— Люблю, — хмыкает, притягивает за бедра. — И отлюблю. С оттяжкой. На всю длину.
— Пожалуйста, прекрати. Давай обсудим, поговорим.
— Я найду собеседника поинтереснее.
— Отпусти, — цежу сквозь зубы.
— Что нового ты можешь сказать? Что интересного? Чем еще с тобой заниматься? Ты годишься только для ебл*. Очень соблазнительно извиваешься, вертишься на члене. Течешь, изнываешь. Такая мягкая, податливая.
— Это просто слова, — как заведенная повторяю: — Просто слова.
— Учитывая разницу в нашем интеллектуальном уровне, трахать тебя все равно, что глумиться над животным.
Отрицательно мотаю головой, мелко дрожу.
— Нет. Извини, не лучшее сравнение. Разброс между нами гораздо серьезнее. Это как спускать в куклу. Дрочить игрушкой высокого качества, — его пальцы накрывают лоно, поглаживают. — Влажная, горячая. Но без мозгов. В башке совсем пусто.
— Ты… ты серьезно?
— А ты как думаешь? — спрашивает вкрадчиво.
— Лжешь, — выдаю сдавленно.
— Ты выбрала свою роль, — произносит ровно. — У вещей нет права голоса. Даже у самых любимых. А у тех, которые провинились, и подавно.
Он втаптывает меня в грязь. Слова ранят больнее ножа. И разве он не прав? Разве я не заслужила все эти оскорбления? Предательство дает индульгенцию на любые зверства.
Сдохнуть бы сейчас. Прямо под ним. Под жаром сильного тела.
Но достойна ли я настолько идеального наказания?
— Не могу иначе, — роняю тихо. — Должна разобраться.
Даже если разрушу все, чего мы достигли.