Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
Странно, что кровать не дымится. Моя температура давно превысила все допустимые градусы.
— Возьми меня, — говорю я.
— Больше чувства.
— Трахни, — в голосе прорезается непривычная хрипотца. — Трахни меня. Жестко. Глубоко. Всади до упора.
— Ты умеешь лгать гораздо лучше.
— Я не лгу.
Он подходит ближе.
Ковер не заглушает его тяжелую поступь.
Вот черт.
— Придется заняться твоим обучением, — заявляет с показным сожалением.
Приближается
Каждый его шаг отбивается внутри.
— Трахни, пожалуйста.
— Умоляй так, чтобы я поверил.
Щелкает пряжка ремня.
— Прошу, — сжимаю зубы до скрипа и разжимаю. — Возьми меня туда.
— Куда?
— В задницу.
Удар жалит кожу.
Кричу, отдергиваю руки.
— Ладони на место, — повелевает фон Вейганд.
— Но… — пытаюсь запротестовать.
— На место.
Выполняю приказ.
— Раздвинь ягодицы. Шире. Еще шире.
Он бьет меня опять. Резко. Жестоко.
Ремень полосует зад. И пальцы. Обжигает. Опаляет. Выжигает клеймо.
Давлюсь воплем. Захлебываюсь. Тону.
— Можешь кричать, — бросает с насмешкой. — Этого я не запрещал.
Благодарю.
Кусаю простынь, захлебываюсь слезами. Сдерживаюсь изо всех сил. Однако не ору, не даю ни единому звуку сорваться с уст.
Ремень гуляет от поясницы до лона. То выше, то ниже. Поднимается и опускается. Вольно, размашисто. Вспарывает кожу.
— Руки! — рычит фон Вейганд, лишь стоит мне поменять положение. — Ладони обратно. На ягодицы. Быстро.
Он способен забить меня.
До смерти.
Обычным ремнем.
— Пожалуйста, хватит, — сдаюсь. — Прекрати.
Удар за ударом.
Не могу не кричать.
Задыхаюсь.
— Вы*би, — бормочу практически беззвучно. — Вы*би меня.
— Громче.
— Вы*би! — восклицаю надрывно, глухо прибавляю: — В задницу.
Экзекуция прекращается.
— Как именно мне тебя выеб*ть? — интересуется ленивым тоном.
Окровавленный ремень обвивается вокруг моего горла.
— Как… как хочешь, — шепчу сдавленно. — Как тебе нравится.
— Покрути задом.
Послушно двигаюсь.
— Активнее.
Его огромный член упирается между ягодиц.
Вскрикиваю.
— Прошу, не надо.
— Крути.
Обращаюсь в статую.
Отказываюсь повиноваться.
Ремень затягивается.
— Нет, — вдруг начинаю вырываться. — Нет, пожалуйста, нет.
— Давай, доставь мне удовольствие.
Замираю.
С ужасом осознаю, что в напрасных попытках освободиться, только теснее прижимаюсь к мучителю, сама же трусь о его раскаленную плоть.
Фон Вейганд дергает ремень, заставляя откинуть голову назад, выгнуть позвоночник до предела.
— Я оттрахаю твою задницу, —
— Прошу, не…
— А потом ты будешь вылизывать мой член. Вычищать губами и языком. Я покажу тебе все, что мне по-настоящему нравится.
— Н-не надо.
— Ты войдешь во вкус.
Я хочу возразить. Я пытаюсь.
Но уши закладывает.
Чей это крик? Чья это боль?
Не знаю. Не понимаю.
Я протестую. Отказываюсь. Я не верю, что это действительно происходит. Что это реальность. Такая реальность.
Фон Вейганд овладевает мною. Постепенно. По миллиметру. Проникает внутрь, пробирается глубже. Растягивает. Медленно. Неумолимо.
Вопль забивается в горле.
— Чувствуешь? — ремень плотнее обвивается вокруг моего горла, почти перекрывает кислород. — Расслабься.
Нет.
Нет, нет.
Это невозможно.
Физически невозможно.
Только не так.
Без смазки.
Он слишком большой.
Огромный. Гигантский.
Он не поместится.
Не войдет.
— Идеально, — заключает фон Вейганд. — Туго. Тесно. Горячо.
Его бедра ударяются о мои.
И кто-то надрывно кричит.
— Тише, — он зажимает мой рот ладонью. — Сдержи свой пыл.
Тело сводит спазм.
Дергаюсь.
Хриплю.
— Тихо, — он сильнее затягивает ремень.
Слезы из глаз. Искры из глаз.
Слепну.
Мечтаю отключиться.
Окончательно.
Только не суждено.
Везение утрачено.
Навечно.
— Я буду трахать твою задницу каждый день. Привыкай. Буду вгонять по самые яйца и разрабатывать.
Вырываюсь.
Тщетно.
Цепляюсь пальцами за ремень.
— Ладони на место, — холодный приказ.
Крепче обхватываю толстую полоску кожи. Пробираюсь под низ. Оттягиваю, ослабляю давление.
Этот ошейник еще можно сбросить. Сорвать.
Но как быть с тем ошейником, который сдавливает тисками изнутри?
— Валяй, — хмыкает фон Вейганд. — Как пожелаешь.
Не подчиняюсь ему.
Бунтую.
Это мой единственный способ выразить протест. Держать свои ладони на собственном горле. Не на заднице.
— Так даже интереснее, — ухмыляющиеся губы прижимаются к виску. — От твоего сопротивления твердеет член.
— Ублюдок!
— Да, — охотно соглашается. — Наконец, ты это поняла.
Отпускает, отбрасывает ремень, позволяет вдохнуть. Слегка отстраняется, тянет за волосы, заставляя повернуть голову. Разглядывает мое лицо.
В комнате светло.
Тогда откуда чернота?
Заполняет. Затапливает. До краев.
Жадно глотаю воздух.
Но не дышу.
Не могу.
Когда он так.