Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
Поднимаюсь, срываюсь с места, выразительно развожу руками. Как бы намекаю на полнейшую профессиональную несостоятельность.
— А что если, — запинаюсь. — Что если они правы? Я ничтожество. Пустое место. Я просто девчонка с улицы. Черт… да так и есть.
Вальтер Валленберг не реагирует. Никак. Никогда. Вообще. Выражение его лица остается неизменным. И не важно чем он занят. Завтракает, просматривает сводку новостей, пытает людей в подземельях. Кажется, если посреди кабинета вдруг приземлится метеорит, барон и бровью не
— Докажи, что они ошибаются, — следует лаконичный ответ.
— Кому доказать? — горько усмехаюсь. — Им? Вам?
— Себе, — ледяной взгляд будто рентген, проникает внутрь, в самую суть, пронизывает до костей.
Отлично. Я могу доказать теорему Ферма. С таким же успехом. Ну, точнее скачать верное доказательство где-нибудь в Интернете. Жаль, там нет пособия по управлению чужими миллиардами.
— Ладно, — нервно киваю. — В чем подвох? Когда вы намерены остановить эксперимент? Играем до первой проигранной тысячи? До сотни тысяч? До миллиона? Хочу прикинуть лимит. Или вы готовы поставить на кон целое состояние? Стоп. А может все куда проще? Ни одно из моих решений не воплотится в жизнь, все вокруг притворятся, сделают вид, будто исполняют распоряжение, но в реальности…
— Все по-настоящему, — обрывает Валленберг.
— Вы, — облизываю пересохшие губы, опускаюсь обратно в кресло. — Вы просто псих.
— Я мыслю творчески, — заявляет невозмутимо. — Пора пустить свежую кровь.
Он широко улыбается, а у меня возникает чувство, будто его идеальные зубы смыкаются вокруг моей глотки.
— Пустить? — невольно переспрашиваю. — В каком смысле?
— По венам компании, разумеется, — точно и правда недоумевает. — В каком же еще?
Мотаю головой. Напрасно надеюсь развеять мираж. Картина не меняется, и это причиняет почти физическую боль.
Я в главном офисе. В кабинете фон Вейганда. В его кресле. В кресле руководителя. Барон Валленберг, которого я никак не могу перестать представлять в форме нациста, наделяет меня неограниченной властью над гигантской корпорацией.
Скажите, что это дурацкий розыгрыш. Пожалуйста.
— Я не… я не создана для этой роли, — заявляю прямо. — Я не умею заключать выгодные контракты и вкладывать деньги в прибыльный бизнес.
— Ну, так напиши другую роль, — парирует Валленберг. — Свою. Делай то, что умеешь. То, что можешь.
— Я лишняя на вашем празднике жизни, — вздыхаю устало. — Неужели не видите?
— Я знаю, как это, — произносит ровно. — Быть чужаком.
— Сомневаюсь, — хмыкаю.
— Я тоже ошибался.
— Вы издеваетесь.
— Я овладел этим искусством в совершенстве.
— Да вы мастер насмешек.
— Я проигрывал гораздо чаще, чем ты способна представить, — абсолютно серьезно заключает барон.
— Такие как вы не проигрывают, — роняю мрачно.
— Проигрывают, — в ледяных глазах вдруг
— И что вы…
Говорят, когда одна дверь закрывается, рядом открывается другая. Нужно только найти в себе смелость двигаться дальше. При любом раскладе.
Дерьмо собачье. Очередная бесполезная философская чушь.
Но дверь и правда открывается.
И обрывает нашу беседу.
И обрывает мое сердце.
Проклятье.
Я продолжаю надеяться, что сюда нагрянет фон Вейганд. Придет забрать случайно позабытые вещи. К примеру, вот эту сверкающую паутину в рамке, которая прежде практически раздробила мое запястье.
Тут полно его безделушек. Наверное.
Хотя кого пытаюсь обмануть? Ему не нужно это барахло. Ему не нужна я. Он не спешил. Ничего не забывал. Нет никаких случайностей.
Все кончено. Все — хорошее. А плохое только начинается.
Секретарь вкатывает в кабинет тележку. Потом еще одну. И еще одну. И еще. Пока я окончательно не сбиваюсь со счета.
— Это что? — спрашиваю, не в силах скрыть удивление.
Каждая тележка щедро наполнена документами.
— Домашнее задание? — выдвигаю очевидное предположение. — И до когда надо изучить материал?
— Можно вообще не изучать, — спокойно отвечает Валленберг.
Тележки выстраивают в два ряда.
— И все же? — мне не удается отделаться от дурного предчувствия.
— Некоторые решили нас покинуть, — заявляет холодно. — Справа — заявления на увольнение от сотрудников. Слева — письма от клиентов, которые прерывают контракт.
Вроде бы закономерно. Часть рабочего процесса. Кто-то всегда увольняется. Кто-то прерывает контракт. Ничего особенного.
Но меня терзают смутные сомнения.
— За какой период? — спрашиваю вкрадчиво. — За год?
— За день, — раздается ровный ответ.
— И это… это нормальное количество? — судорожно сглатываю.
— Когда уходит сильный лидер, многие уходят за ним, — на его устах играет выразительная ухмылка. — Я предвидел подобный поворот. Но масштабом даже я впечатлен.
— Думаете, он позвал их? — закусываю губу. — Переманил? Предложил более выгодные условия?
— Он заслужил их преданность.
— И как мне быть?
— Решай, — пожимает плечами. — Теперь это твоя компания.
— А вы? — задыхаюсь. — Совсем ничего не скажете?
Валленберг поднимается и направляется к выходу. Просто поднимается и направляется к выходу. Явно не собирается давать подсказку.
— Эй, — выпаливаю не слишком вежливо, подскакиваю, бросаюсь за ним, чуть не перескакиваю через стол. — Постойте.
Хочу схватить за грудки, встряхнуть, основательно потрясти. Хочу устроить допрос с пристрастием. Однако точно к месту примерзаю под ледяным взглядом.
— Вы должны помочь, — выдавливаю с трудом. — Вы должны хотя бы намекнуть.