Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
Фон Вейганд говорит абсолютно серьезно. Не насмехается, не издевается. Хоть его губы и ухмыляются, он целиком и полностью одобряет поступок деда.
Почему?
Что происходит?
Очередная проверка.
Гребаная игра.
— Зачем?! — восклицаю я, вскакиваю на ноги. — Мне ваши деньги не нужны. Забирайте обратно. Не знаю, в чем тут загвоздка, и знать не хочу. Я не возьму от вас ни гроша.
— Поздно, — невозмутимо роняет Валленберг.
— Что? —
— Дело сделано, — продолжает ровным тоном. — Ты моя единственная наследница и оспаривать это бесполезно. Я никогда не меняю своих решений.
— Значит, сегодня будет исключение.
Бросаюсь к нему. Хватаю за грудки. Встряхиваю.
Моей наглости нет предела.
Я ураган.
Проклятая стихия.
Я забываю обо всех последствиях.
— Пишите, — говорю с нажимом. — Пишите документ заново.
Барон перехватывает мои запястья.
Отстраняет.
Обманчиво мягко.
— Я уже все написал, — чеканит он. — Это не черновик.
— Я отказываюсь, — нервно посмеиваюсь. — Отказываюсь, ясно?
— От моих подарков никто не отказывается, — обдает льдом.
Кто-то поглаживает меня по макушке.
Нежно. Осторожно.
Я дергаюсь.
— Лора, пожалуйста, — тихо произносит Элизабет.
— Вы… вы тоже знали? — запинаюсь. — Неужели и вы согласны?
Ничего не отвечает.
Заставляет снова присесть.
А Валленберг кружит надо мной точно коршун. Нависает мрачной скалой. Окутывает густой темнотой.
— Я помогу тебе, — говорит он. — Дам толковых людей. Они всему научат. Все покажут и подскажут. Конечно, ты не сразу научишься управлять компанией. Потребуется время.
— Время? — судорожно втягиваю воздух. — Вы вообще серьезно?
— Я даю тебе последний шанс.
— Что? — мои губы дрожат. — Чушь. Чепуха.
— Иначе он сомнет тебя.
— Алекс, — шепчу я.
Это моя молитва.
Так глупо.
Так отчаянно.
Звать того, кто никогда не вернется.
Того, для кого ты мертва.
— Алекса больше нет, — резко произносит Валленберг.
Правда.
Тут только адвокат и Сильвия.
— Хорошо, — согласно киваю. — Как скажете.
Расслабляюсь.
На миг.
И взрываюсь.
Я электрический разряд.
Чистая энергия.
Меня не остановить.
Вырываюсь. Бросаюсь к выходу. Выбегаю на палубу. Озираюсь по сторонам. Как одержимая.
Это яхта.
Отсюда нельзя просто взять и уйти.
Он рядом.
Близко.
На расстоянии удара.
— Далеко собралась? — насмешливый голос.
Этот вопрос как нож входит под ребра.
—
Проклятье.
Буду улыбаться всегда.
Даже когда он убьет меня.
— Стоило подарить деду спиннер, — хмыкает. — Бриллиантовые запонки давно ему осточертели.
Выходит на свет.
Заставляет поверить.
На долю мгновения.
— Я все отдам, — заявляю поспешно. — Ты же понимаешь. Это его дурацкая игра. Новый способ поиздеваться.
— Нет, — тихо произносит фон Вейганд.
— Что — «нет»?
— Все, — уголки его губ чуть дергаются. — Все — «нет».
— Я…
— Ты ничего мне не отдашь, — обрывает холодно и спокойно, без чувств. — Я ничего у тебя не возьму. Это не игра. Это твоя надежда.
— Какая надежда? — выдыхаю сдавленно. — Что за глупости?
— Лучший его поступок, — улыбается. — За всю жизнь.
Глазам больно смотреть.
Господи. Боже мой.
Эта его улыбка.
Слабая.
Едва уловимая.
Дьявол.
Она раздирает мне сердце.
И душу рвет на части.
Неизбежность.
Гребаная.
— О чем ты? — почти не дышу. — Почему?
— Он защитил тебя, — произносит вкрадчиво. — От меня.
— Я не…
— Я не остановлюсь.
— И не надо.
Холод пробирает до костей.
Сковывает нутро.
До судорог.
Шаг вперед.
Я хочу разорвать порочный круг.
Пара резких движений. Опускаю платье до живота. Вытягиваю руки через ворот, обнажаю грудь.
Мое голое тело — моя единственная клятва.
— Смотри, — говорю я.
Запекшийся багрянец.
Расцветает.
Горит.
Пылает.
На бледной коже.
Это не просто рисунок.
Это клеймо.
Лаконичная надпись.
Meine.
Моя.
Прямо по сердцу.
По костям.
По жилам.
По венам.
Это печать.
Дьявола.
Моя.
Живая.
И мертвая.
Навсегда.
Не вырвать.
Не стереть.
Не изменить.
Это не просто внутри.
Это везде.
Незаживающий шрам.
Обряд на крови.
Это сильнее смерти.
Сильнее всего на свете.
— Meine (Моя), — глухо произносит фон Вейганд.
Подходит вплотную. Поднимает руку. Точно хочет дотронуться. Но вдруг застывает. Его ладонь замирает в воздухе над отпечатком его же ладони. Пальцы чуть дергаются и как будто даже дрожат, соскальзывают вниз. Обводят надпись. Не касаясь. Будто повторяют заклинание.
— Твоя, — тихо отвечаю я. — Только твоя.
Подаюсь вперед.