Плохие слова

Гайдук Борис Викторович

— Да.

Сергей Анатольевич невозмутимо вытер лоб платком.

— Пойдем, малыш. Гаврюша разрыдался.

— Мама… мамочка…

— Мамочки больше нет, — жестко сказал Сергей Анатольевич. — А вот Лену Перепелкину ты сейчас увидишь.

Лена Перепелкина включила на кухне газ, чтобы нельзя было подслушать разговор, и молча взяла Володю за руку.

— Что это?

Лена держала две растопыренные веером бумажки.

— Билеты. Обнаружены на месте ликвидации

Шнурова. На меня работают двое ребят из группы захвата.

— Да? И что же это за ребята? Очень интересно…

— Не важно. Смотри сюда. Два билета на предъявителя. На сегодня. Остров в Тихом океане. Никто не знает.

Лена смотрела прямо в глаза.

Не раздумывая, Володя кивнул.

Сергей Анатольевич в десятый раз вертел бесполезный телефонный диск.

Затем, заложив руки за голову, откинулся на спинку продавленного долгой службой кресла.

— А вот я в свое время так не сумел. Вернее, не захотел. Просто помнил долг. А Машку отправил прямо в пасть к Бонду. М-да… Но сейчас, Джимми, я тебе очень не завидую. Такой болван тебя играет… Эх!

Сергей Анатольевич чиркнул спичкой по железному бюстику в углу, затянулся сигаретой и выпустил аккуратное кольцо дыма.

С реактивным свистом самолет оторвался от земли.

— Уважаемые пассажиры, вас приветствует командир корабля пилот первого класса Соколов. Температура воздуха за бортом двадцать четыре градуса, температура в пункте назначения тридцать один градус по Цельсию. Взрывных устройств на борту нашего лайнера сегодня не обнаружено…

Белый песок, волны до края небес. Домик из пальмовых веток на берегу.

Маленький солнечный мир будто бы только что создан.

Двое у кромки земли — его первые люди.

— Ты любишь кокосы?

— Ненавижу.

— Я тоже. А бананы?

— Не особенно.

— Я тоже.

— Зато я люблю тебя.

— И я…

Голова, Крысин и Петухов

Петухов открыл холодильник, желая выпить огуречного рассола, и увидел лежащую на блюде окровавленную голову. От неожиданности Петухов фыркнул, зажмурился, сосчитал до трех и посмотрел снова.

Голова лежала на блюде.

Тогда Петухов закрыл холодильник и несколько секунд спокойно стоял, держась за ручку.

— Все нормально, — сказал он вслух. — Спокойно, Толя. Все нормально.

После этого резко открыл дверцу.

Голова была на месте.

От увиденного желудок пополз вверх и, едва Петухов успел подскочить к раковине, с мерзким бульканьем вывернулся наружу. После этого Петухов негромко и протяжно завыл, как воют в кино желающие напугать людей привидения, и крупно затрясся всем телом.

Держа в руке телефонную трубку и тыкая пальцем во все подряд кнопки, он немного собрался с мыслями и решил сначала успокоиться. Следовало еще раз убедиться, что это действительно

отрезанная человеческая голова, а не что иное. А также знать наверняка, что все происходит наяву, а не во сне или пьяном бреду. Иначе приехавшие менты в лучшем случае поднимут на смех. А в худшем пройдутся по спине дубинками.

И, кажется, пора завязывать.

Петухов положил трубку и вернулся на кухню.

— Стоп! — обрадовался он счастливой мысли. — Перекур!

Перекур, правда, не помог.

Искоса заглянув в открытый холодильник, Петухов увидел сначала окровавленное ухо, потом волосы и часть шеи, а потом и голову целиком.

— Голова, — забормотал Петухов. — Ну что ж, голова, очень хорошо. Подумаешь, голова…

Заодно Петухов осмотрел холодильник. На верхней полке стояло ничем не прикрытое блюдечко со вчерашними остатками сыра и колбасы, также лежали селедочный хвостик и половинка луковицы. На нижней слева направо располагались: два пакета майонеза, один целый, другой надрезанный, корытце сметаны с загнувшейся вверх фольгой, пустая масленка со следами сливочного масла, упаковка бульонных кубиков, высохшая горчица и огуречный рассол, специально припасенный с вечера. На средней, самой большой полке, куда легко входит трехлитровая банка, просторно лежала голова.

Петухов присмотрелся. Голова была испачкана запекшейся кровью, волосы перепутались и слиплись. С одной стороны шеи болтался большой лоскут кожи, уголки рта были страдальчески опущены. Закатившиеся полуприкрытые глаза смотрели мимо Петухова, в направлении балконной двери.

Петухова вновь затошнило. На всякий случай он наклонился над раковиной, но организм с тошнотой справился.

Самое поганое то, что Петухов напрочь не помнил окончание вчерашнего вечера. Этот гад Крысин вечно пьет всякую дрянь и поит этой дрянью других.

«Нам с тобой хуже не сделается», — всегда говорит при этом Крысин.

Вот тебе и «не сделается».

Что же было вчера?

Петухов наморщил лоб и стал вспоминать.

Говорили про возмутительное судейство на Олимпиаде.

Отдельно говорили про хоккей.

Крысин сплетничал о своей бывшей жене.

Еще он ругал петуховский дом, в котором вечно ломается лифт и приходится тащиться на шестой этаж пешком.

Считали, сколько времени тому и другому осталось до пенсии.

Еще Крысин хвастался тем, как замечательно у него стоит, и задетый этим Петухов на всякий случай наврал, что у него тоже хорошо стоит.

Ближе к границе воспоминаний они успели прийти к выводу о космическом одиночестве человека в мире.

Далее все терялось во вселенской любви и метафизической пучине глобальных причинно-следственных связей.

— Имеется в наличии голова, — снова произнес Петухов. — Но голова ли это? Вот в чем вопрос.

С этими словами он боязливо выставил вперед палец и легонько ткнул голову. На ощупь голова осязалась и даже немного качнулась в сторону.