Плохо быть мной
Шрифт:
— Эй, — крикнула ему Эстер, — я бы на вашем месте была поосторожнее!
— В смысле? — он тормознул тачку.
— Мы уже сообщили полиции. — При этом она показала на автобус. — Они на пути сюда. Прикроют вашу лавочку.
Ни слова не говоря, парень захлопнул за собой дверь и пошел на нее. Она стояла неподвижно. Я схватил камень. Когда парень подошел к ней совсем близко, она стала крутить цепь. Они и правда походили на Давида и Голиафа, Эстер была намного меньше его. Парень подошел уже почти вплотную, она смотрела ему прямо в глаза. В этот момент мимо нас промчались две полицейские машины с мигалками
Машина снялась с места, как вдруг Эстер запустила брелоком в заднее стекло. Стекло разбилось, осколки посыпались на затылки парней, сидевших внутри. Я думал, нам крышка, но они, понятно, не хотели нарываться на неприятности. Водитель только прибавил газа, и машина, набрав скорость, скрылась. Сами мы были поражены, откуда и почему приехала полиция.
— Пошли посмотрим, что за фигня! — Эстер потащила меня к автобусу.
Полицейские машины стояли у дверей автобуса. Всякий раз, как я вижу остановившуюся полицейскую машину, у меня смутное чувство, что приехали за мной. Водитель говорил с копами, а когда он поворачивался посмотреть на кого-то из пассажиров, я опускал глаза. Наконец водитель кивнул полицейским, завел мотор, мы уселись и двери закрылись. Автобус начал движение.
— Подождите! — крикнула Эстер. — Забыли пассажира!
Водитель выругался, притормозил и через микрофон спросил, какого именно.
— Господи, — сказала Эстер, — я ведь ни разу не поинтересовалась, как настоящее имя этого спецагента.
— Он бы тебе не сказал, — вставил я. — Специфика профессии.
— Я скажу, как он выглядит, — крикнула Эстер водителю. Она пошла по проходу вперед. Тот вел, не поворачивая головы, Эстер стояла рядом, они о чем-то говорили. Когда она шла обратно, ее лицо прямо светилось.
— Он оказался психом! — крикнула она мне с прохода, еще не сев на место. — В тяжелой форме! Мне только что сказал водитель! Его выпустили из психушки повидать родителей. Раздвоение и расстроение личности. То представляет себя одним из апостолов, то спецагентом, то супергероем. Через неделю должен был возвращаться в больницу и сбежал, представляешь? Сел на первый попавшийся автобус и уехал! Сказал матери, что идет в магазин купить содовой. Она не хотела его отпускать, но, как видишь, отпустила.
— Это она ему звонила, я так и подумал!
— Кто-то из знакомых увидел, как он садится в автобус, позвонил матери, а та уже в полицию. Его родители какие-то шишки, так что за дело взялись немедля. Копам и нашему мистеру спецагенту предстоит долгая и веселая дорога в Массачусетс.
Я сидел и держался за Эстер. Как слепой за руку поводыря, как утопающий за спасательный круг. Я изо всех старался не утонуть.
* * *
Вываливаемся на одну из Богом забытых станций. У всех ошалевшие помятые лица. В середине помещения стоит парень могучей комплекции в кожаном жилете, татуированный где только можно. Ясно, что за дверями станции его дожидается «харлей». Толстая тетка, соблазнявшая четырнадцатилетнего техасского паренька, подходит, обнимает его необозримый живот и кладет ему голову на грудь, на которой вытатуирован портрет женщины — той, что у него в объятиях.
Я вижу Эскобара.
— Муж твоей двоюродной сестры? — указываю я на второго негра.
— Да.
— Поаккуратнее с ним, — говорю я тому. — Он замечательный человек. Серьезно, вы должны его беречь.
Парни растерянно смотрят друг на друга. Эскобар отворачивается. Его лицо делается злым и надменным.
— Прежде чем думать о том, что тебя мало касается, спроси себя: а так ли искусно сам управляешься с поводьями собственной судьбы, — произносит он неприязненно.
— Я только хотел сказать…
— Удачи тебе в жизни, секси! — поворачивается он к Эстер и одобрительно смотрит на ее загорелые ноги. Словно прощается с ней одной. Словно проделал весь путь только рядом с ней.
Эстер обнимает его, он взваливает тюк на плечи и исчезает в темноте.
Не умею я с людьми. Кладу руку ей на плечо, она обвивает своей мою поясницу, и мы уходим к автобусу. Чувствую себя, как контуженный солдат, которого боевой товарищ уводит с поля битвы, становясь ему кровным братом до конца жизни.
* * *
Времени пять часов утра. Незаасфальтированные песчаные дороги бегут вдоль хайвэя наперегонки с нашим автобусом. Соревнуются с главной трассой: «Посмотри, мы ничем тебе не уступаем, мы такие же длинные!». Иногда они пересекаются с другой такой же, которая убегает в абсолютную пустоту, далеко за горизонт. Техасская степь по обе стороны от автобуса кончается тоже вместе с горизонтом.
Такая рань, а все уже проснулись. Прилипли к сиденьям и, насупившись, смотрят в окно. Место, где раньше ехал Эскобар, пустует. Флибустьер сидит со строгим видом, смотрит в окно озлобленно. Он как будто поссорился со мной и Эстер, после того как нас покинул общий друг. Дружба, вспыхнувшая между нами четырьмя, потухла вместе с его уходом. Я поглядываю на его пустующее место и ощущаю пустоту в душе.
Водитель разрешает перекусить в кафешке. Заходит вместе со всеми. Крашеные официантки за сорок с недоброжелательностью советских продавщиц принимают наши заказы. Мы с Эстер заказываем кофе и яичницу. Водитель дожидается момента, когда все заказы сделаны и повара уходят на кухню готовить, встает и говорит, что время ехать. На слабые проявления протеста говорит, что кто хочет, может добираться сам. Тем более что до следующей остановки совсем недалеко, каких-нибудь пятьдесят миль. На наше вялое «да-что-ж-это-такое-в-самом-деле?» — равнодушно выходит и хлопает дверью.
Я сказал Эстер, чтобы она быстро вставала на свои каблуки и цокала на них прямо к автобусу. В ответ был облит презрением. Она заявила, что не поведется на издевательства всяких хамов и, если надо, сама доберется, куда надо. Я спросил, как она это сделает, если даже наша мелочь осталась в автобусе. Ответила, что не для того заказывала себе вкусный завтрак, чтобы волноваться о такой ерунде, как куда-то добраться.
Я остался с ней, потому что остаться в занюханном техасском городишке вместе с Эстер все равно лучше, чем трястись в автобусе одному. Мы чокнулись колой.