Плохо быть мной
Шрифт:
Клиенты вернулись с прогулки, и класс в момент заполнился галдящими людьми, которые были гораздо веселее и счастливее обычных.
Даниэлла стоит напротив Джамала и смотрит на него снизу вверх. Ее живот уперся ему в пах.
— Привет, меня зовут Даниэлла.
— Отойди от меня, Даниэлла! — требует Джамал, но глаза его светятся счастьем.
Он явно оживился с приходом больных. До этого мрачный и неразговорчивый, теперь он весело болтает с клиентами и с удовольствием отвечает на их бессмысленные вопросы.
— Иди сюда, Миша! — весело приказывает он мне. В руках
Я держу картонку и сотрясаюсь от ударов. Сумасшедшие столпились вокруг, они захвачены действием. Нам всем гораздо веселее, когда они здесь.
— Алло, я звоню по поводу скоропостижной смерти Биги Смолса, — заунывно вещает Гарри в трубку. — Еще раз хочу сказать, что мы все скорбим о душе покинувшего нас Биги и молимся о нем, и если я могу быть полезен…
— Не хочешь подойти ко мне спросить, как меня зовут, Даниэлла? — хихикая, спрашивает Даниэллу лупоглазый сорокалетний подросток в клетчатой рубашке.
— Ты меня не интересуешь, — высокомерно бросает она.
— Может, ты хочешь спросить, как зовут нашего нового координатора? — тычет он в мою сторону пухлым пальцем.
— Он меня тоже не интересует.
— Успокойся, Даниэлла, — говорит лупоглазый, хоть она и так совершенно спокойна. — Веди себя спокойно.
Я вижу, что это такая игра, в которую играют абсолютно все, — ждать, пока Даниэлла подойдет, а потом получать удовольствие, требуя от нее отойти и успокоиться.
— Что вы за мужики? — обдает презрением всех набившихся в комнату Даниэлла. — Женщине нужен мужчина, а не гусеница. Вы мне смешны! Вы все стая воробьев! — Она гулко гогочет смехом, которого не бывает на этой планете. Хохочет и не может остановиться. — Это у вас называется мужчинами? — гогочет гулким рокотом, доносящимся из подземелья.
— Перестань, Даниэлла, — говорит парень с расческой и зеркальцем на шее, довольный, что и на его долю выпало произнести эту фразу.
— Ну вот, сейчас она упадет, — озабоченно говорит лупоглазый, глядя на нее со знанием дела.
— Хо! Хо! Хо! — гулко отдается Даниэллин смех во всех углах комнаты.
— Долго ей на ногах точно не удержаться, — говорит парень с расческой.
Даниэлла грузно падает на пол. Она такая толстая, что ей не больно. Мы пытаемся поднять ее втроем с Джамалом и Гарри — и не можем. Впятером — и не можем. Пытаемся поднять ее всей командой — и не можем.
Иду сообщить Натану. Теперь все руководство собралось над валяющейся на полу Даниэллой и обсуждает, что делать.
— Может, подойти к ней слева? — участвую и я советом.
— Михаил, идите одевайтесь, — холодно ставит меня на место Натан. — Забирайте своих на прогулку.
Идем по Хадсон-стрит группой в десять человек. Идти по Хадсон-стрит — уже само по себе историческое событие. А идти по ней городским служащим — заметный
По правую руку от Хелдвига тащится существо. Беззащитное, руки как спички, оно не может за себя постоять. Оно абсолютно безумно — его голова не больше воробьиной. Но в этой голове засело одно: оно может пожаловаться. Все это знают, не любят его за это и немножко боятся.
Я перегораживаю путь машинам, клиенты вереницей переходят через дорогу, я ощущаю прилив гордости оттого, что выкинул такое в самом Нью-Йорке, и мысленно записываю это как очередную славную страницу биографии. Переходим Хьюстон стрит и с шумом заваливаемся в сквер недалеко от Седьмой авеню. Люди на скамейках, белые воротнички на обеденном перерыве, оснащены сэндвичами и пластиковыми стаканами с кофе. Клиенты рассеиваются по скверу. Офисные работники невозмутимо продолжают читать газеты. На свете нет ничего, кроме финансовых новостей у них под носом и сэндвичей в руках. Интересно, эта непробиваемость присуща и другим городам или единственному на планете Нью-Йорку?
Человек с головой воробья сидит на одной скамейке со мной и Хелдвигом, как примерный ученик.
— Кевин, станцуй нам брейк-данс, — обращается к нему Хелдвиг.
Человек с головой воробья подозрительно оглядывается. Может быть, ищет, кому пожаловаться.
— Давайте поговорим о музыке, — предлагает Хелдвиг. — Кевин любит «Битлз». Ты любишь «Битлз», Кевин?
— «Битлз»! — человек с головой воробья вскакивает на ноги. — Великолепная четверка! Пиф-паф! — он выставляет средний и указательный палец вперед и стреляет в меня.
— По-моему, ты путаешь с великолепной семеркой, Кевин, — говорю я про культовый фильм молодости моих родителей.
— К ним он причисляет еще себя и нас двоих, — говорит Хелдвиг, запутывая не только воробьиную голову, но и меня.
— Джон и Пол отважные ребята, — говорит воробьиная голова. — Стали на линию огня, подставили себя под смертельный шквал. Спасли многих. Пиф-паф — и человек бездыханный с крыши!
— Джон уже выбыл из игры. На очереди теперь один Пол, — говорит Хелдвиг.
— По-моему, вы слегка перегибаете палку, — замечаю я.
— Для этого надо поехать в Англию! — кричит человек с воробьиным черепом. — В старую добрую Англию! Страну лугов и зеленых холмов!
— Я только сейчас понял, кому посвящена песня «Дурак на холме»! — хлопнул себя по лбу Хелдвиг.
— Она посвящена тебе! — прыгает вокруг него Кевин во внезапном бурном приступе энергии, отчего выглядит еще более несчастным и потерянным, чем обычно. — «Но дурак на холме видит, как заходит солнце, и глаза на его голове видят, как крутится мир», — поет он куплет одной из самых гениальных песен в мире и тычет в Хелдвига пальцем.