Плоть и кровь
Шрифт:
— Что-что?
— Ну, журнал, — может, он купил его в «Старой книге»?
— Неплохая идея.
— Парнишка и пожил-то всего ничего. Вот ведь дела. — Он покачал головой. — Люблю молодых, инспектор. Для них я и придумал это заведение. Пусть весело проводят время. Ничего лучше нет.
— Вы так считаете, сэр?
Ботуэлл распростер руки:
— Ничего такого не имел в виду… ну, вы понимаете… ничего такого. Я всегда любил молодежь. Когда-то возглавлял футбольную команду, сколотил из местных ребят. Для молодежи я на все готов. — Он снова улыбнулся. — Это потому, что в душе я и сам еще мальчишка, инспектор.
Не выпуская из руки фотографию, он пригласил их выпить. Ребус, несмотря на искушение, отказался. Бар сейчас все равно что пустой сарай — что за радость там пить. Он протянул Ботуэллу визитку с номером своего рабочего телефона.
— Постараюсь, — сказал Ботуэлл.
Ребус кивнул и развернулся. Он ни слова не сказал Шивон Кларк, пока они снова не оказались в машине.
— Ну и что ты думаешь?
— Дешевка. Как он может так одеваться? — сказала она.
— Напрактиковался за долгие годы.
— А вы что скажете?
Ребус задумался.
— Не уверен. Я подумаю об этом за стаканчиком.
— Спасибо за приглашение, сэр, но я спешу. — Она демонстративно посмотрела на часы.
— На «Фриндж»?
Она кивнула:
— Ранний Том Стоппард. [69]
— Прекрасно. — Ребус шмыгнул носом. — Но я, вообще-то, не говорил, что приглашаю тебя. — Он помолчал. — А с кем идешь?
— Я иду одна, хотя это не ваше дело… сэр.
Ребус поерзал на месте.
69
Том Стоппард (р. 1937) — британский драматург, режиссер, киносценарист.
— Можешь высадить меня у «Окса».
Они тронулись в путь, минуя салун «Быстрый шланг», — Фрэнки Ботуэлла на крыльце уже не было.
В «Оксе» Ребус чувствовал себя в своей тарелке. Он позвонил Пейшенс, но нарвался на автоответчик. Тут он вспомнил: вроде бы она говорила, что собирается куда-то, только вот не мог вспомнить куда. Домой он возвращался без спешки. В «Дейнтрис» постоял у бара, прислушиваясь к грубоватому юмору. Пока что фестиваль лишь краем задел такие места, как «Дейнтрис лаундж», — о нем напоминали только афиши, зазывавшие на представления. Других украшений в этом заведении, пожалуй, и не было. Он уставился на плакат над рядом дозаторов. На нем было написано: «Если бы мудаки умели летать, здесь был бы аэропорт».
— К взлету готов, — сказал он барменше, протягивая ей пустой стакан.
Немного погодя он поймал себя на том, что идет к Оксфорд-террас со стороны Леннокс-стрит, поэтому он свернул в переулок Леннокс-стрит-лейн. Прежние конюшни давно превратились в жилые дома с гаражами на первом этаже. От этого места всегда несло мертвечиной. Некоторые из домов по Оксфорд-террас задним фасадом смотрели на Леннокс-стрит-лейн. У Ребуса был ключ от садовой калитки Пейшенс, и он собирался войти в квартиру через заднюю дверь.
Когда от калитки его отделяли каких-нибудь десять шагов, его кто-то схватил. На него напали сзади, дернули за пиджак, обхватили так плотно, словно на нем была смирительная рубашка, потом пиджак вывернули ему на голову, и он оказался как бы в мешке со связанными руками. Потом последовал
Еще один удар ногой пришелся ему по ребрам. А потом, когда его голова уже выпуталась из пиджака, он получил удар ногой в челюсть и теперь видел перед собой только брусчатку мостовой, гладкую и сверкающую в тусклом свете фонаря. Он почувствовал на себе руки — они обшаривали его карманы. Человек тяжело дышал.
— Возьми деньги, — сказал Ребус, пытаясь прогнать муть из глаз. Он знал, что денег у него почти нет — меньше пятерки, да и то мелочью. Человек не обрадовался такой добыче.
— Щас я тебя упакую — полежишь в больнице.
Говорил он с акцентом жителя Глазго. Ребус заметил, что человек коренаст, вот только лица его разглядеть не мог. Света было слишком мало. Человек выпрямился, монетки из его рук посыпались на Ребуса.
Он дал Ребусу достаточно времени, чтобы алкоголь вышел у него из головы. Ребус рывком поднялся с четверенек и ударил человека головой в живот, отбросив его назад. Тому удалось сохранить равновесие, но теперь и Ребус стоял на ногах, а он оказался крупнее, чем этот тип из Глазго. В руке человека что-то сверкнуло — опасная бритва. Ребус таких уже сколько лет не видел. Человек взмахнул рукой, очертя в воздухе стальную дугу, и попытался нанести удар. Но Ребус увернулся. Одновременно он увидел в проулке две другие фигуры. Они стояли и смотрели, держа руки в карманах. Ему показалось, он их узнал: люди Кафферти — те самые, с кладбища.
Бритва сверкнула еще раз. Человек чуть ли не улыбался, занимаясь любимым делом. Ребус стянул с себя пиджак, быстро намотал на левую руку и выставил ее навстречу удару. Лезвие полоснуло по ткани, а Ребус носком правой ноги двинул человека в колено. Тот качнулся назад, а Ребус нанес еще один удар — теперь по бедру. Когда человек снова шагнул вперед, он припадал на одну ногу и слегка кренился набок. Но вместо того чтобы снова взмахнуть бритвой, он бросился на Ребуса всем телом и впечатал его в дверь какого-то гаража. После чего развернулся и, хромая, побежал прочь. Из проулка был только один выход, и он бежал к нему мимо людей Кафферти. Ребус глубоко вздохнул, потом опустился на колени, и его вырвало. Пиджак превратился в лохмотья, но это его волновало меньше всего. К нему направлялись люди Кафферти. Они подняли его на ноги — как мешок с картошкой.
— Цел? — спросил один из них.
— Запыхался немного, — ответил Ребус.
Челюсть болела, но крови не было. Его снова вырвало — остатками алкоголя, и он почувствовал себя лучше. Второй человек принялся собирать деньги. Ребус ничего не понимал.
— Ваш человечек? — спросил он.
Они отрицательно покачали головой. Потом заговорил тот, что крупнее.
— Просто он избавил нас от лишних хлопот.
— Пытался уложить меня в больницу.
— Наверное, я сделал бы то же самое, — сказал крупный, протягивая Ребусу монеты, — если бы это был весь мой улов.