Пляска в степи
Шрифт:
Звенислава Любаву Судиславну слушала, конечно, и старалась не тосковать, а сердце все равно болело.
Знахарка в терем особо не заглядывала. Поселилась где-то в городище, точно никто и не ведал. Может, токмо дядька Крут, он за Зимой Ингваровной приглядывал. Звенислава у него ничего не спрашивала. Далеко она ушла от той испуганной, одинокой девчонки, которая попала в чужой ладожский терем да искала повсюду хоть одно знакомое лицо. И еще дальше ушла от дурехи, которая ради знахарки тайком по кузням скакала да торквесы по ее слову заказывала.
Крепко у княгини
Но слово свое знахарка держала. К клети, где держали Брячислава, не приближалась, обходила дальней дорогой. И сама в терем в гости не напрашивалась. Коли заходила, то сразу же на черную сторону шла, у чернавок что—то просила да обратно к себе возвращалась.
В один из дней, когда Звенислава с княжнами вышла поглядеть на Желана, постигавшего ратную науку на заднем дворе под присмотром кметей, в терем приехал долгожданный гонец. Дозорные приметили его еще издалека, и потому дядька Крут в нетерпении измерял шагами пяточек перед воротами, и княгиня постоянно оборачивалась в ту сторону, отвлекаясь от братца.
И даже Рогнеда, стоявшая от них в стороне и также наблюдавшая за братом, словно тоже дыхание затаила. Что и говорить, а вестей от Ярослава ждали все.
Наконец, открылись ворота, и на подворье, медленно переступая, въехал всадник. Он кулем рухнул с коня прямо тому под копыта. Не сделав и пары шагов, жеребец же неловко опустился подле своего седока на землю.
У Звениславы сердце сжалось в предчувствии беды. Наскоро кивнув тетке Бережане, чтобы приглядела за княжнами, она, подхватив поневу, быстрым шагом заспешила к воротам. Бежать она уже не могла: не позволяло потяжелевшее за последние седмицы чрево.
Вокруг гонца уже хлопотали кмети. Стучали того по щекам, отпаивали водой. Холопы обтирали мокрыми тряпками загнанного коня.
Запыхавшаяся княгиня остановилась подле дядьки Крута и вцепилась тому в плечо ледяными пальцами. В голову лезли одни токмо дурные мысли. Добрые вести на полумертвой лошади не привозят.
— Что с ним? — дрожащим голосом спросила она и невольно коснулась подвески из нескольких лунниц, которую она приладила к кике заместо привычных височных колец—усерязей.
Вспомнила на днях, что Доброгнева Желановна все время лунницы носила, пока непраздна была, вот и надела новое обережное украшение.
Воевода поглядел на нее и накрыл прохладные пальцы своей ладонью. Сам бы, знамо дело, не расслеповал ничего, но жена сказывала, что в тягости княгиня, ждет дитя, и не следует ей волноваться. Поди тут, не поволнуйся, когда время такое. Не запрет же он ее в подполе, пока князь не вернется?..
— Это... с устатку, — неловко соврал дядька Крут и поспешно отвернулся, густо покраснев. Старый дурень, девке, ой, княгине ладожской, сбрехать не можешь!
— ... княжич... княжич... дружина... — бормотал пришедший в себя гонец, еще пуще всех запутывая.
— Да что говоришь ты, — взревел воевода и шагнул к нему, склонился над полуживым кметем и взял за грудки
Какой там поруб, молодец и сам к Перуну, того и гляди, уйдет.
Звенислава стояла позади воеводы ни жива, ни мертва. Только пальцы отчаянно заламывала, отчего из рукавов рубахи показывались серебряные наручи. А лицо у нее белее снега было, ни кровиночки не осталось в нем.
— Княжич идет. Сюда, к вам! — гонец вдруг поднял голову, поглядел воеводе в глаза да сказал твердо и ясно. А потом содрогнулся всем телом и испустил дух. Никто и опомнитесь не поспел, а кметь уже обратно обмяк в руках дядьки Крута, и шея у него назад выгнулась как у неживого.
Звенислава схватилась ладонями за щеки, но поспешно одернула руки. Бабки говорили, что дите с пятнами на лице родится, коли мать так делала, пока непраздна была.
— Он не про Ярослава Мстиславича говорил, — сказал какой-то кметь.
Воевода погрозил ему кулаком и шикнул поспешно.
— Рот закрой свой. Не на торгу, чтобы брехать, когда не спрашивали.
Звенислава подняла на дядьку Крута измученный взгляд. Тот посмотрел на нее в ответ и подумал, что нынче бы и знахарку на подворье приветил, и кого угодно, хоть саму Мару-Морену, лишь бы княгиня не выглядела так, словно одной ногой уже на погребальный костер мужа взошла.
Вокруг них медленно собирались люди. Желан, отложив в сторону притупленный меч, спешил к ним с другого конца двора. По пятам за ним следовала опальная княжна. Любава и Яромира топтались на крыльце подле тетки Бережаны, удерживаемые на месте ее строгими руками.
— Он чьих будет-то? — воевода подошел к мертвому кметю, вглядываясь в его лицо. — Не наш вроде. Не признаю.
— Может, из другого поселения? Князь ведь многих забрал, — подал голос какой-то кметь.
Взгляд Звениславы был прикован к дядьке Круту. На мертвого мужчину на земле она старалась не смотреть.
Княжич идет.
Так сказал гонец. А Звенислава знала одного лишь княжича. Как и все собравшиеся на подворье. Она была уверена, что думали они нынче об одном человеке. О Святополке Мстиславиче.
— Ступай в терем, государыня, — воевода подошел к ней и, придержав за локоть, отвел в сторонку. — Чего тебе на ветру стоять, застудишься еще. Как рассудим, я тебе все и обскажу.
— Нет, — упрямо сжав губы, княгиня мотнула головой. — Я никуда не уйду. Я должна знать.
— То мужские дела, — словно малому дитю втолковывал ей дядька Крут. — Мне Мстиславич наказал тебя беречь. Так что ступай в терем.
— Нет, — стояла на своем Звенислава, и дядька Крут захлопал глазами.
Не привык он, чтоб его не слушались. А княгиня сжала в отчаянии кулачки и подбородок еще вскинула, чтобы выше казаться. И замерла напротив воеводы, всем своим видом показывая, что в тереме она отсиживаться не собирается.
Избаловал, ох, избаловал водимую князь!
— Дитя побереги, — сжав зубы, рыкнул воевода и насильно повел княгиню за собой. — Непраздной бабе след в горнице сидеть, под бабьим присмотром.